Cimrmanologie

Жюль Верн
→ Jules Verne

С Земли на Луну прямым путем за 97 часов 20 минут
→FROM THE EARTH TO THE MOON





-I-

«Пушечный клуб»
→ THE GUN CLUB

Во время Гражданской войны в Соединенных Штатах но- вый чрезвычайно влиятельный клуб возник в Балтиморе, главном городе штата Мэриленд.
→During the War of the Rebellion, a new and influential club was established in the city of Baltimore in the State of Maryland.

Мы знаем, с какою силой пробудился тогда военный дух американцев – этого народа предпринимателей, купцов и механиков.
→It is well known with what energy the taste for military matters became developed among that nation of ship-owners, shopkeepers, and mechanics.

Простые торговцы бросали свои прилавки и внезапно превращались в капитанов, полковников и генералов, отлично обходясь без дипломов военных училищ Вест-Пойнта;
→Simple tradesmen jumped their counters to become extemporized captains, colonels, and generals, without having ever passed the School of Instruction at West Point; nevertheless;

они быстро сравнялись в «военном искусстве» с европейскими своими собратьями и, подобно им, не жалея ядер, миллионов, а главное, людей, стали одерживать победу за победой.
→ they quickly rivaled their compeers of the old continent, and, like them, carried off victories by dint of lavish expenditure in ammunition, money, and men.

А в артиллерийской науке – в баллистике – американцы, на диво всем, даже превзошли европейцев.
→But the point in which the Americans singularly distanced the Europeans was in the science of gunnery.

Нельзя сказать, чтобы их приемы стрельбы достигли большего совершенства, но они создали орудия необычайных размеров, бившие на неслыханные до тех пор расстояния.
→Not, indeed, that their weapons retained a higher degree of perfection than theirs, but that they exhibited unheard-of dimensions, and consequently attained hitherto unheard-of ranges.

В искусстве настильного, навесного и ураганного огня, флангового, продольного и тылового обстрела англичане, французы и пруссаки достигли высокого совершенства;
→In point of grazing, plunging, oblique, or enfilading, or point-blank firing, the English, French, and Prussians have nothing to learn;

но их пушки, гаубицы и мортиры кажутся простыми пистолетами по сравнению с колоссальными орудиями американской артиллерии.
→but their cannon, howitzers, and mortars are mere pocket-pistols compared with the formidable engines of the American artillery.

Впрочем, тут нечему удивляться. Янки – первые механи- ки в мире; они словно родятся инженерами, как итальянцы – музыкантами, а немцы – метафизиками.
→This fact need surprise no one. The Yankees, the first mechanicians in the world, are engineers — just as the Italians are musicians and the Germans metaphysicians — by right of birth.

Естественно, и в артиллерийскую науку они внесли свою смелую, подчас дерзкую изобретательность.
→Nothing is more natural, therefore, than to perceive them applying their audacious ingenuity to the science of gunnery.

Отсюда – их гигантские пушки, гораздо менее полезные, чем их швейные машины, но столь же удивительные и вызывающие еще большее восхищение.

Всем известны необыкновенные огнестрельные орудия Пар- рота, Дальгрина и Родмена.
→Witness the marvels of Parrott, Dahlgren, and Rodman.

Их европейским коллегам Армстронгу, Пализеру и Трей-де-Болье оставалось только преклониться перед своими заморскими соперниками.
→The Armstrong, Palliser, and Beaulieu guns were compelled to bow before their transatlantic rivals.

Во время кровопролитной войны северян с южанами ар- тиллеристы пользовались особенным почетом. Американ- ские газеты с восторгом возвещали об их изобретениях, и, кажется, не было такого мелкого лавочника или невеже- ственного booby (Простак, болванангл), который день и ночь не ломал бы голову над вычислением сумасшедших траекторий.

Now when an American has an idea, he directly seeks a second American to share it. If there be three, they elect a president and two secretaries.
→А когда у американца зародится идея, он ищет товарища, который разделил бы ее. Если во мнениях сойдутся трое, то один из них немедленно избирается председателем, а двое других – секретарями.

Given four, they name a keeper of records, and the office is ready for work; five, they convene a general meeting, and the club is fully constituted.
→Если их четверо, то назначается архивариус – и готово «бюро». Если их пятеро, то созывается «общее собрание» – и клуб учрежден!

So things were managed in Baltimore. The inventor of a new cannon associated himself with the caster and the borer.
→Так было и в Балтиморе. Первый, кто изобрел новую пуш- ку, вступил в союз с первым, кто согласился эту пушку от- лить, и с первым, кто взялся ее высверлить.

Thus was formed the nucleus of the “Gun Club.” In a single month after its formation it numbered 1,833 effective members and 30,565 corresponding members.
→Так возникло «ядро» «Пушечного клуба». Через месяц клуб насчитывал уже 1833 действительных члена и 35 365 членов-корреспондентов.

One condition was imposed as a sine qua non upon every candidate for admission into the association, and that was the condition of having designed, or (more or less) perfected a cannon; or, in default of a cannon, at least a firearm of some description.
→Всякому желающему вступить в члены клуба ставилось conditi o sine qua non2: он должен был изобрести или, по меньшей мере, усовершенствовать пушку, а в крайнем слу- чае какое-нибудь иное огнестрельное оружие.

It may, however, be mentioned that mere inventors of revolvers, fire-shooting carbines, and similar small arms, met with little consideration.
→Нужно, однако, сказать, что изобретатели пятнадцатизарядных револьверов, нарезных штуцеров и сабель-пистолетов не пользовались особым почетом. Artillerists always commanded the chief place of favor. The estimation in which these gentlemen were held, according to one of the most scientific exponents of the Gun Club, was “proportional to the masses of their guns, and in the direct ratio of the square of the distances attained by their projectiles.”
→Артиллеристы всюду и везде их затмевали. – Уважение, которое они приобретают, – провозгласил однажды один из самых ученых ораторов «Пушечного клуба», – прямо пропорционально «массам» их пушек и «квадратам расстояний», которые пролетают их снаряды.

Еще немного – и можно было бы распространить Ньютонов закон всемирного тяготения на всю духовную жизнь.

The Gun Club once founded, it is easy to conceive the result of the inventive genius of the Americans.
→Легко себе представить размах американской изобретательности после учреждения «Пушечного клуба».

Their military weapons attained colossal proportions, and their projectiles, exceeding the prescribed limits, unfortunately occasionally cut in two some unoffending pedestrians.
→Военные орудия начали принимать колоссальные размеры, а снаряды стали перелетать через все дозволенные расстояния, иной раз разрывая в клочки безобидных прохожих.

These inventions, in fact, left far in the rear the timid instruments of European artillery.
→Все эти изобретения скоро оставили далеко позади скромные по своим размерам европейские орудия.

10 sentences not translated...

Вот цифры.

Прежде, «в доброе старое время», ядро в тридцать шесть фунтов весом могло прострелить на расстоянии трехсот фу- тов лишь тридцать шесть лошадей, поставленных поперек его пути, или шестьдесят восемь человек.

Это была младенческая пора артиллерийского искусства.

С тех пор снаряды далеко улетели вперед.

В «Пушечном клубе» был даже возбужден вопрос, не произвести ли этот смелый опыт.

Но если лошади и согласились бы подвергнуться подобному испытанию, то среди людей, к сожалению, охотников не нашлось.

Во всяком случае, эти орудия были весьма смертоносны: при каждом их выстреле сражавшиеся падали целыми ряда- ми, словно колосья под ударами косы.

Что значили тперь наполеоновские пушки, убийственный огонь которых решил судьбу сражений при Иене и Аустерлице? Все это были лишь первые цветочки!

В битве при Геттисберге конический снаряд, выпущенный из нарезной пушки, разом уложил сто семьдесят три южанина, а при переправе через реку Потомак один родменовский снаряд отправил в лучший мир двести пятнадцать южан.

Следует также упомянуть об огромной мортире, изобретенной Дж. Т. Мастоном, выдающимся членом и непременным секретарем «Пушечного клуба»;

Что еще остается добавить к этим красноречивым цифрам? Решительно ничего.

Поэтому никто не станет оспаривать следующих вычислений статистика Питкерна:

разделивчисло жертв артиллерийского огня на число членов «Пушечного клуба», он установил, что на каждого члена приходится «в среднем» по две тысячи триста семьдесят пять с дробью убитых!

Если вдуматься в эти цифры, то станет ясно, что единственною заботою этого ученого общества было истребление рода человеческого (хотя и в филантропических целях) путем усовершенствования боевых орудий, которые были приравнены к орудиям цивилизации.

Это был своего рода союз ангелов смерти, которые в жизни, однако, отличались весьма добродушным нравом.

It is but fair to add that these Yankees, brave as they have ever proved themselves to be, did not confine themselves to theories and formulae, but that they paid heavily, in propria persona, for their inventions.
→Необходимо, однако, добавить, что янки, как люди мужественные, не ограничивались одними вычислениями и нередко платили собственной жизнью ради торжества своего дела.

Among them were to be counted officers of all ranks, from lieutenants to generals; military men of every age,
→Среди членов «Пушечного клуба» имелись офицеры всех рангов от поручиков до генералов; военные всех возрастов:

from those who were just making their debut in the profession of arms up to those who had grown old in the gun-carriage.
→и новички в военном деле, и старые служаки, поседевшие на боевом посту.

Many had found their rest on the field of battle whose names figured in the “Book of Honor” of the Gun Club; and of those who made good their return the greater proportion bore the marks of their indisputable valor.
→Немало их полегло на поле брани, и имена их занесены в почетную книгу «Пушечного клуба», а у большинства других, вернувшихся с войны, остались неизгладимые следы их храбрости. Crutches, wooden legs, artificial arms, steel hooks, caoutchouc jaws, silver craniums, platinum noses, were all to be found in the collection;
→В клубе можно было видеть целую коллекцию костылей, деревянных ног, искусственных рук, ручных протезов с крючком, каучуковых челюстей, серебряных черепов и платиновых носов.

and it was calculated by the great statistician Pitcairn that throughout the Gun Club there was not quite one arm between four persons and two legs between six.
→Упомянутый выше статистик Питкерн вычислил также, что в «Пушечном клубе» приходилось меньше чем по одной руке на четырех человек и лишь по две ноги – на шестерых.

Nevertheless, these valiant artillerists took no particular account of these little facts, and felt justly proud when the despatches of a battle returned the number of victims at ten-fold the quantity of projectiles expended.
→Но храбрые артиллеристы не придавали значения таким «мелочам» и по праву гордились, когда газеты сообщали, что в новом сражении число убитых и раненых превысило раз в десять число выпущенных снарядов.

One day, however — sad and melancholy day! — peace was signed between the survivors of the war; the thunder of the guns gradually ceased, the mortars were silent,
→Настал, однако, день, – печальный, досадный день! – когда оставшиеся в живых перестали убивать друг друга и был подписан мир. Прекратились выстрелы, замолк грохот мортир; надолго заткнули пасти гаубиц;

the howitzers were muzzled for an indefinite period, the cannon, with muzzles depressed, were returned into the arsenal, the shot were repiled, all bloody reminiscences were effaced;
→пушки с опущенными жерлами были размещены по арсеналам, ядра сложены в пирамиды. Постепенно изгладились кровавые воспоминания;

the cotton-plants grew luxuriantly in the well-manured fields, all mourning garments were laid aside, together with grief; and the Gun Club was relegated to profound inactivity.
→на полях, щедро удобренных человеческим мясом и напоенных кровью, роскошно разрослись хлопковые плантации; износились траурные платья, затихли страдания, и члены «Пушечного клуба» были обречены на полную бездеятельность.

Some few of the more advanced and inveterate theorists set themselves again to work upon calculations regarding the laws of projectiles. They reverted invariably to gigantic shells and howitzers of unparalleled caliber.
→Правда, иные неутомимые изобретатели продолжали еще проектировать невиданных размеров гранаты.

Still in default of practical experience what was the value of mere theories? Consequently, the clubrooms became deserted, the servants dozed in the antechambers, the newspapers grew mouldy on the tables,
→Но что значила теория без практики? Залы «Пушечного клуба» мало-помалу опустели, в передних дремали лакеи, кипы газет на столах покрывались плесенью,

sounds of snoring came from dark corners, and the members of the Gun Club, erstwhile so noisy in their seances, were reduced to silence by this disastrous peace and gave themselves up wholly to dreams of a Platonic kind of artillery.
→из темных углов доносился заунывный храп, и члены клуба, еще недавно такие шумные, засыпали от скуки, предаваясь в одиночестве платоническим мечтам об успехах артиллерии.

“This is horrible!” said Tom Hunter one evening, while rapidly carbonizing his wooden legs in the fireplace of the smoking-room;
→– Прямо в отчаяние можно прийти! – жаловался однажды вечером в курительной комнате храбрый Том Гантер; “nothing to do! nothing to look forward to! what a loathsome existence! When again shall the guns arouse us in the morning with their delightful reports?”
→– Решительно нечего делать! И надеяться не на что! Что за унылое существование! Где то время, когда всякое утро нас будили веселые выстрелы пушек?

“Those days are gone by,” said jolly Bilsby, trying to extend his missing arms. “It was delightful once upon a time!
→– Миновали счастливые дни! – отозвался ретивый Билсби, машинально пытаясь развести руками, которых у него не бы- ло. – Славное было житье!

One invented a gun, and hardly was it cast, when one hastened to try it in the face of the enemy! Then one returned to camp with a word of encouragement from Sherman or a friendly shake of the hand from McClellan.
→Бывало, изобретешь гаубицу, едва успеют ее отлить, и марш с нею на пробу прямо по неприятелю! Потом вернешься в лагерь – и Шерман тебя похвалит, либо сам Мак-Клеллан тебе руку пожмет!

But now the generals are gone back to their counters; and in place of projectiles, they despatch bales of cotton.
→А теперь генералы вернулись в свои конторы и вместо снарядов выпускают… безобидные кипы хлопка из своих складов!

By Jove, the future of gunnery in America is lost!”
→Клянусь святой Барбарой, будущность артиллерии в Америке рисуется мне в самом мрачном свете!

– Верно, Билсби! – воскликнул полковник Блемсбери. – Какое жестокое разочарование!..

Зачем побросали мы свои мирные занятия, покинули свой родной Балтимор, зачем обучались военному делу? Зачем совершали мы геройские подвиги на поле битвы?

По правде сказать, воинственному полковнику труднова- то было бы подтвердить свои слова соответствующим же- стом: карманы-то у него были, но рук не осталось.

“Ay! and no war in prospect!” continued the famous James T. Maston, scratching with his steel hook his gutta-percha cranium.
→– Никакой войны даже не предвидится! – вздохнул знаменитый Дж. Т. Мастон, почесывая свой гуттаперчевый череп железным крючком, заменявшим ему руку. “Not a cloud on the horizon! and that too at such a critical period in the progress of the science of artillery! Yes, gentlemen! I who address you have myself this very morning perfected a model (plan, section, elevation, etc.) of a mortar destined to change all the conditions of warfare!”
→– Ни единого облачка на горизонте… а между тем в артиллерийской науке столько еще пробелов! Кстати сказать, сегодня утром я закончил чертежи новой мортиры – горизонтальный разрез и схему; орудие это может в корне изменить законы войны!..

“No! is it possible?” replied Tom Hunter, his thoughts reverting involuntarily to a former invention of the Hon. J. T. Maston, by which, at its first trial, he had succeeded in killing three hundred and thirty-seven people.
→– В самом деле? – воскликнул Том Гантер, которому невольно представилась картина «пробы» последнего изоб- ретения достопочтенного Мастона.

“Fact!” replied he. “Still, what is the use of so many studies worked out, so many difficulties vanquished? It’s mere waste of time!
→– В самом деле! – отвечал Мастон. – Но, спрашивается, ради чего я столько работал, ломал голову над сложными вычислениями? Не напрасно ли я трудился?

The New World seems to have made up its mind to live in peace; and our bellicose Tribune predicts some approaching catastrophes arising out of this scandalous increase of population.”
→Народы Нового Света точно сговорились жить в вечном мире. Наша воинственная «Трибюн» пророчит человечеству самое мрачное будущее в связи с увеличением народонаселения, принимающим прямо-таки непозволительные размеры.

“Nevertheless,” replied Colonel Blomsberry, “they are always struggling in Europe to maintain the principle of nationalities.”
→– Вы забываете, Мастон, – возразил полковник Блемсбери, – что в Европе продолжаются войны, – там еще не угасла национальная вражда.

“Well?” “Well, there might be some field for enterprise down there; and if they would accept our services ——”
→– Ну так что же? – Ну так можно попытаться там что-нибудь предпринять, если только они примут наши услуги…

“What are you dreaming of?” screamed Bilsby; “work at gunnery for the benefit of foreigners?”
→– Что вы, что вы! – воскликнул Билсби. – Заниматься баллистикой на пользу иностранцам?

“That would be better than doing nothing here,” returned the colonel.
→– Это все-таки лучше, чем вовсе ею не заниматься! – за- явил полковник.

“Quite so,” said J. T. Matson; “but still we need not dream of that expedient.”
→– Разумеется, лучше! – вставил Мастон. – Но об этом и думать не стоит.

“And why not?” demanded the colonel. “Because their ideas of progress in the Old World are contrary to our American habits of thought.
→– Почему же? – удивился полковник. – Да потому что у них, в Старом Свете, понятия о военной карьере для нас, американцев, совсем не приемлемые.

Those fellows believe that one can’t become a general without having served first as an ensign; which is as much as to say that one can’t point a gun without having first cast it oneself!”
→Этим людям даже в голову не приходит, что можно сделать- ся главнокомандующим, не начав службы с чина подпоручи- ка… Ведь это все равно что утверждать, будто нельзя быть хорошим наводчиком, если не умеешь сам пушки отливать!

“Ridiculous!” replied Tom Hunter, whittling with his bowie-knife the arms of his easy chair;
→А это сущая… – Нелепость! – подхватил Том Гантер, кромсая охотничьим ножом ручку своего кресла.

“but if that be the case there, all that is left for us is to plant tobacco and distill whale-oil.”
→– Итак, при настоящем положении дел нам остается только сажать табак или перегонять китовый жир!

“What!” roared J. T. Maston, “shall we not employ these remaining years of our life in perfecting firearms?
→– Как! – воскликнул Мастон громовым голосом. – Неуже- ли мы состаримся и умрем, не посвятив последние годы жизни усовершенствованию огнестрельных орудий?

Shall there never be a fresh opportunity of trying the ranges of projectiles?
→Нам не представится случая испытать дальнобойность наших пушек?

Shall the air never again be lighted with the glare of our guns?
→Небо не озарится больше огнем наших залпов?

No international difficulty ever arise to enable us to declare war against some transatlantic power?
→Неужели никогда не возникнут международные осложнения, которые позволят нам объявить войну какой-нибудь заморской державе?

Shall not the French sink one of our steamers, or the English, in defiance of the rights of nations, hang a few of our countrymen?”
→Неужели французы так-таки не потопят ни одного нашего корабля? Неужели англичане не нарушат ни разу международного права, – ну, например, не вздернут трех-че- тырех наших земляков?

“No such luck,” replied Colonel Blomsberry; “nothing of the kind is likely to happen; and even if it did, we should not profit by it.
→– Нет, Мастон, – возразил полковник Блемсбери, – не выпадет нам подобного счастья! Нет! Не произойдет ни одного инцидента, а если и произойдет, мы не сумеем им воспользоваться. American susceptibility is fast declining, and we are all going to the dogs.”
→Национальная гордость в Соединенных Штатах слабеет с каждым днем; скоро все мы сделаемся сущими бабами!..

– Да, нам нередко приходится унижаться! – согласился Билсби. – Больше того – нас унижают! – воскликнул Том Гантер.

“It is too true,” replied J. T. Maston, with fresh violence;
→– Истинная правда! – подхватил с новою силою Мастон.

“there are a thousand grounds for fighting, and yet we don’t fight.
→– В воздухе носятся тысячи поводов к войне, а войны все нет как нет!

We save up our arms and legs for the benefit of nations who don’t know what to do with them!
→Наше правительство заботится о сбережении ног и рук у людей, которые не знают, что им делать со своими конечностями.

But stop — without going out of one’s way to find a cause for war — did not North America once belong to the English?”
→А зачем далеко искать повода к войне: разве Северная Америка раньше не принадлежала англичанам?

“Undoubtedly,” replied Tom Hunter, stamping his crutch with fury.
→– Без сомнения! – воскликнул Том Гантер, яростно размешивая своим костылем угли в камине.

“Well, then,” replied J. T. Maston, “why should not England in her turn belong to the Americans?”
→– Если так, – продолжал Мастон, – то почему бы Англии в свою очередь не принадлежать американцам?

“It would be but just and fair,” returned Colonel Blomsberry.
→– Вот это справедливо! – вырвалось у полковника Блемсбери.

“Go and propose it to the President of the United States,” cried J. T. Maston, “and see how he will receive you.”
→– А пойдите предложите это президенту Соединенных Штатов! – крикнул Мастон. – Как он вас примет?

“Bah!” growled Bilsby between the four teeth which the war had left him;
→– Плохо примет! – процедил Билсби сквозь последние четыре зуба, уцелевшие от войны.

“that will never do!” “By Jove!” cried J. T. Maston, “he mustn’t count on my vote at the next election!”
→– Клянусь честью, – воскликнул Мастон, – пускай на следующих выборах он не рассчитывает на мой голос!

“Nor on ours,” replied unanimously all the bellicose invalids.
→– И наших он не получит! – дружно подхватили воинственные инвалиды.

“Meanwhile,” replied J. T. Maston, “allow me to say that, if I cannot get an opportunity to try my new mortars on a real field of battle, I shall say good-by to the members of the Gun Club, and go and bury myself in the prairies of Arkansas!”
→– Итак, – заключил Мастон, – вот мое последнее слово: если мне не дадут возможности испытать мою новую морти- ру на настоящем поле битвы, я выхожу из членов «Пушеч- ного клуба» и уезжаю из Балтимора.

“In that case we will accompany you,” cried the others. Matters were in this unfortunate condition, and the club was threatened with approaching dissolution, when an unexpected circumstance occurred to prevent so deplorable a catastrophe.
→Таково было положение дел в клубе; брожение умов ста- новилось все сильнее, клубу уже грозила опасность скорого распада, но одно неожиданное событие предотвратило эту катастрофу.

On the morrow after this conversation every member of the association received a sealed circular couched in the following terms:
→На другой день после описанной беседы каждый из членов клуба получил следующее циркулярное послание:

BALTIMORE, October 3. The president of the Gun Club has the honor to inform his colleagues that, at the meeting of the 5th instant, he will bring before them a communication of an extremely interesting nature.
→Балтимор, 3 октября. Председатель «Пушечного клуба» имеет честь уведомить своих сочленов, что на общем собрании 5-го числа текущего месяца он сделает сообщение, способное вызвать у них самый живой интерес.

He requests, therefore, that they will make it convenient to attend in accordance with the present invitation.
→Вследствие этого он покорнейше просит членов клуба, отложив свои очередные дела, пожаловать на это заседание.

Very cordially, IMPEY BARBICANE, P.G.C.
→С сердечным приветом ваш Импи Барбикен, П. П. К.

- II -

PRESIDENT BARBICANE’S COMMUNICATION
→Сообщение председателя Барбикена

On the 5th of October, at eight p.m., a dense crowd pressed toward the saloons of the Gun Club at No. 21 Union Square.
→5 октября, в восемь часов вечера, целая толпа теснилась в залах клуба, в доме № 21 на Юнион-сквере.

All the members of the association resident in Baltimore attended the invitation of their president.
→Сотни иногородних членов-корреспондентов выходили из курьерских поездов, прибывавших в Балтимор.

As regards the corresponding members, notices were delivered by hundreds throughout the streets of the city, and, large as was the great hall, it was quite inadequate to accommodate the crowd of savants.
→Как ни велик был зал заседаний, он не мог вместить всех стремившихся туда попасть; ученый люд наводнил соседние залы и коридоры, занял даже половину наружного двора.

They overflowed into the adjoining rooms, down the narrow passages, into the outer courtyards. There they ran against the vulgar herd who pressed up to the doors,
→Огромная толпа «посторонних лиц» теснилась у дверей клуба, всякий старался пробраться вперед, чтобы поскорее что-нибудь узнать о важном сообщении председателя Барбикена;

each struggling to reach the front ranks, all eager to learn the nature of the important communication of President Barbicane; all pushing, squeezing, crushing with that perfect freedom of action which is so peculiar to the masses when educated in ideas of “self-government.”
→граждане толкались, мяли друг другу бока, протискиваясь с энергией и непринужденностью, характерными для народа, воспитан ного в духе «selfgovernment».

On that evening a stranger who might have chanced to be in Baltimore could not have gained admission for love or money into the great hall. That was reserved exclusively for resident or corresponding members;
→Иностранец, который в этот вечер очутился бы в Балти- море, ни за какие деньги не смог бы проникнуть в централь- ный зал «Пушечного клуба». Кроме действительных членов и членов-корреспондентов,

no one else could possibly have obtained a place; and the city magnates, municipal councilors, and “select men” were compelled to mingle with the mere townspeople in order to catch stray bits of news from the interior.
→никто не имел права доступа в него, даже самые значительные в городе лица, и местные власти были вынуждены стоять в толпе горожан на дворе клуба и ловить на лету новости, которые время от времени передавались из внутренних помещений.

Nevertheless the vast hall presented a curious spectacle.
→Огромный Hall клуба представлял любопытное зрелище.

Its immense area was singularly adapted to the purpose.
→Этот обширный зал на редкость соответствовал своему назначению.

Lofty pillars formed of cannon, superposed upon huge mortars as a base, supported the fine ironwork of the arches, a perfect piece of castiron lacework.
→Легкие его своды – искусно отштампованное железное кружево – держались на высоких колоннах из отвесно поставленных пушечных стволов; устоями для колонн служили толстые мортиры.

Trophies of blunderbuses, matchlocks, arquebuses, carbines, all kinds of firearms, ancient and modern, were picturesquely interlaced against the walls.
→Стены были живописно украшены затейливыми узорами из мушкетов, мушкетонов, аркебуз, карабинов и другого огнестрельного оружия, старинного и новейшего.

The gas lit up in full glare myriads of revolvers grouped in the form of lustres, while groups of pistols, and candelabra formed of muskets bound together, completed this magnificent display of brilliance.
→Тысячи револьверов, соединенных наподобие люстр, жирандоли из пистолетов и канделябры из связанных пучками ружей разливали яркий газовый свет.

Models of cannon, bronze castings, sights covered with dents, plates battered by the shots of the Gun Club, assortments of rammers and sponges, chaplets of shells, wreaths of projectiles, garlands of howitzers
→В этом изумительном освещении выделялись модели пушек, бронзовые орудия, простреленные мишени, металлические доски, пробитые снарядами «Пушечного клуба», всевозможных видов прибойники и банники, пирамиды ядер, гирлянды гранат

— in short, all the apparatus of the artillerist, enchanted the eye by this wonderful arrangement and induced a kind of belief that their real purpose was ornamental rather than deadly.
→– словом, все, имевшее отношение к артиллерии. Эти художественно сгруппированные коллекции производили впечатление скорее декоративных принадлежностей, чем устрашающих орудий смерти.

At the further end of the saloon the president, assisted by four secretaries, occupied a large platform.
→Председатель восседал в глубине зала, на обширном по- мосте, окруженный четырьмя секретарями.

His chair, supported by a carved gun-carriage, was modeled upon the ponderous proportions of a 32-inch mortar. It was pointed at an angle of ninety degrees, and suspended upon truncheons,
→Кресло его, поставленное на покрытом резьбой пушечном лафете, имело внушительный вид мортиры с тридцатидвухдюймовым жерлом, установленной под углом 90° и подвешенной на осях

so that the president could balance himself upon it as upon a rocking-chair, a very agreeable fact in the very hot weather.
→ так, что во время жары председатель всегда мог освежиться, покачиваясь в ней как в rocking chairs.

Upon the table (a huge iron plate supported upon six carronades) stood an inkstand of exquisite elegance, made of a beautifully chased Spanish piece, and a sonnette, which, when required, could give forth a report equal to that of a revolver.
→Председательский стол заменен был большим куском листового железа, лежавшим на шести старинных морских пушках; чернильницей служила превосходно вырезанная граната, а председательский звонок издавал выстрелы вроде револьверных.

During violent debates this novel kind of bell scarcely sufficed to drown the clamor of these excitable artillerists.
→Но во время жарких дискуссий даже и этот своеобразный звонок еле покрывал своими залпами голоса пылких артиллеристов.

In front of the table benches arranged in zigzag form, like the circumvallations of a retrenchment, formed a succession of bastions and curtains set apart for the use of the members of the club; and on this especial evening one might say, “All the world was on the ramparts.”
→Перед президиумом расположены были зигзагами в ви- де крепостных валов и окопов скамьи аудитории, где сиде- ли члены «Пушечного клуба»; в этот вечер не без основании можно было сказать, что весь гарнизон «Пушечного клуба» находился в боевой готовности. Члены клуба были все в сборе.

The president was sufficiently well known, however, for all to be assured that he would not put his colleagues to discomfort without some very strong motive.
→Они слишком хорошо знали своего председателя и были убеждены, что он не стал бы их беспокоить без крайне уважительной причины.

Impey Barbicane was a man of forty years of age, calm, cold, austere; of a singularly serious and self-contained demeanor, punctual as a chronometer,
→Импи Барбикен был человек лет сорока, спокойный, хо- лодный, суровый, обладавший серьезным, сосредоточенным умом, точный, как хронометр,

of imperturbable temper and immovable character; by no means chivalrous, yet adventurous withal, and always bringing practical ideas to bear upon the very rashest enterprises; an essentially New Englander, a Northern colonist,
→с непоколебимым характером и железной волей; он, правда, не отличался рыцарскими наклонностями, но любил приключения и вносил свой практический дух в самые рискованные предприятия. Это был типичный представитель Новой Англии, северянин-колонизатор,

a descendant of the old anti-Stuart Roundheads, and the implacable enemy of the gentlemen of the South, those ancient cavaliers of the mother country.
→потомок «круглоголовых», роковых для династии Стюартов, неумолимый враг «господ» южных штатов, этих бывших кавалеров Старой Англии.

In a word, he was a Yankee to the backbone.
→Словом, это был янки с головы до ног…

Barbicane had made a large fortune as a timber merchant. Being nominated director of artillery during the war, he proved himself fertile in invention. Bold in his conceptions, he contributed powerfully to the progress of that arm and gave an immense impetus to experimental researches.
→Барбикен нажил большое состояние, торгуя лесом. Когда вспыхнула война, он был назначен начальником артиллерии; на этом посту он прославился рядом изобретений и удивительной смелостью своих идей. Отважный новатор, он значительно содействовал успехам артиллерии и производил свои опыты в беспримерно широком масштабе.

He was personage of the middle height, having, by a rare exception in the Gun Club, all his limbs complete.
→Это был мужчина среднего роста, сохранивший в цело- сти все свои конечности, что являлось редкостью в «Пушеч- ном клубе».

His strongly marked features seemed drawn by square and rule; and if it be true that, in order to judge a man’s character one must look at his profile, Barbicane, so examined, exhibited the most certain indications of energy, audacity, and sang-froid.
→Резкие черты его лица, казалось, были вычерче- ны при помощи наугольника и рейсфедера, и если, как гово- рят, можно угадать характер человека, всмотревшись в его профиль, то профиль Барбикена неоспоримо доказывал его энергию, смелость и хладнокровие.

At this moment he was sitting in his armchair, silent, absorbed, lost in reflection, sheltered under his high-crowned hat — a kind of black cylinder which always seems firmly screwed upon the head of an American.
→В данную минуту он сидел молча и неподвижно в председательском кресле, поглощенный своими мыслями; на лоб его был надвинут черный шелковый цилиндр, который словно привинчен к голове американца.

Барбикен не обращал никакого внимания на шумный говор окружавших его людей, хотя они задавали друг другу вопросы, высказывали всякого рода предположения; некоторые в упор смотрели на председателя, напрасно стараясь разгадать его тайну, но лицо Барбикена оставалось невозмутимым.

Just when the deep-toned clock in the great hall struck eight, Barbicane, as if he had been set in motion by a spring, raised himself up. A profound silence ensued, and the speaker, in a somewhat emphatic tone of voice, commenced as follows:
→Наконец часы в зале заседаний громко пробили восемь. Барбикен мгновенно встал во весь рост, точно подброшенный пружиной;

“My brave, colleagues, too long already a paralyzing peace has plunged the members of the Gun Club in deplorable inactivity.
→– Уважаемые коллеги! Слишком затянувшийся бесплодный мир уже долгое время обрекает членов «Пушечного клуба» на печальную бездеятельность.

After a period of years full of incidents we have been compelled to abandon our labors, and to stop short on the road of progress.
→После нескольких лет блестящего оживления нам пришлось прекратить все наши работы и сразу остановиться на пути прогресса.

I do not hesitate to state, baldly, that any war which would recall us to arms would be welcome!” (Tremendous applause!)
→Я не боюсь объявить во всеуслышание, что для нас крайне желательна какая бы то ни было война, которая сразу дала бы нам в руки оружие…

– Oui, la guerre ! s’écria l’impétueux J.-T. Maston. – Écoutez ! écoutez ! répliqua-t-on de toutes parts.¨
→– Да, война! Необходима война! – крикнул пылкий Дж. Т. Мастон. – Слушайте, слушайте! – раздалось со всех сторон.

“But war, gentlemen, is impossible under existing circumstances; and, however we may desire it, many years may elapse before our cannon shall again thunder in the field of battle.
→– Однако война при нынешних обстоятельствах немысли- ма, – продолжал Барбикен, – и, как бы ни жаждал ее почтен- ный оратор, только что прервавший мою речь своим пламен- ным восклицанием, еще долгие годы протекут, прежде чем на поле битвы снова загремят выстрелы наших орудий.

We must make up our minds, then, to seek in another train of ideas some field for the activity which we all pine for.”
→С этим фактом надо примириться и на другом поприще искать выхода для пожирающей нас жажды деятельности.

The meeting felt that the president was now approaching the critical point, and redoubled their attention accordingly.
→Собрание почувствовало, что председатель сейчас затро- нет основную тему своей речи. Внимание удвоилось.

“For some months past, my brave colleagues,” continued Barbicane, “I have been asking myself whether, while confining ourselves to our own particular objects, we could not enter upon some grand experiment worthy of the nineteenth century; and whether the progress of artillery science would not enable us to carry it out to a successful issue.
→– Вот уже несколько месяцев, уважаемые сочлены, – продолжал Барбикен, – как я задал себе вопрос: нельзя ли нам, не выходя за пределы нашей специальности, отважиться на какое-нибудь выдающееся предприятие, достойное девятнадцатого столетия, и не позволят ли высокие достижения баллистики с успехом его осуществить?

I have been considering, working, calculating; and the result of my studies is the conviction that we are safe to succeed in an enterprise which to any other country would appear wholly impracticable.
→Долго я думал, искал, трудился, вычислял и пришел к убеждению, что нам удастся осуществить одно предприятие, которое во всяком другом государстве показалось бы несбыточным.

This project, the result of long elaboration, is the object of my present communication.
→Проект задуманного дела разработан мною во всех подробностях.

It is worthy of yourselves, worthy of the antecedents of the Gun Club; and it cannot fail to make some noise in the world.”
→Он-то и составит предмет моего сообщения. Дело это достойно вас, достойно славного прошлого «Пушечного клуба» и, без сомнения, произведет шум на весь мир.

A thrill of excitement ran through the meeting. Barbicane, having by a rapid movement firmly fixed his hat upon his head, calmly continued his harangue:
→– А большой шум? – спросил какой-то пылкий артиллерист. – Да, очень сильный шум, даже в буквальном смысле этого слова, – ответил Барбикен. – Не перебивайте! – раздались голоса.

“There is no one among you, my brave colleagues, who has not seen the Moon, or, at least, heard speak of it.
→– Уважаемые коллеги, – снова начал Барбикен, – прошу вас теперь уделить мне все ваше внимание.

Un frémissement courut dans l’assemblée. Barbicane, ayant d’un geste rapide assuré son chapeau sur sa tête, continua son discours d’une voix calme :
→По собранию пробежал нервный трепет. Поправив уверенным жестом свой цилиндр, Барбикен продолжал спокойным голосом:

– Каждый из вас, конечно, не раз видел Луну или, по крайней мере, слышал о ней.
→« Il n’est aucun de vous, braves collègues, qui n’ait vu la Lune, ou tout au moins, qui n’en ait entendu parler.

Быть может, нам суждено сделаться Колумбами неведомого мира!
→Don’t be surprised if I am about to discourse to you regarding the Queen of the Night. It is perhaps reserved for us to become the Columbuses of this unknown world.

Only enter into my plans, and second me with all your power, and I will lead you to its conquest, and its name shall be added to those of the thirty-six states which compose this Great Union.”
→Поймите меня, поддержите меня – и я поведу вас на завоевание Луны! Мы присоединим ее имя к тем тридцати шести штатам, которые образуют великую державу Соединенных Штатов!

“Three cheers for the Moon!” roared the Gun Club, with one voice.
→– Да здравствует Луна! – крикнул в один голос весь «Пушечный клуб».

“The moon, gentlemen, has been carefully studied,” continued Barbicane; “her mass, density, and weight; her constitution, motions, distance,
→– Луна изучена весьма подробно, – продолжал Барбикен, – уже давно точно определены ее масса, плотность, вес, объем, состав, движение, расстояние от Земли

as well as her place in the solar system, have all been exactly determined. Selenographic charts have been constructed with a perfection which equals, if it does not even surpass, that of our terrestrial maps.
→и вообще ее роль в Солнечной системе; лунные карты составлены едва ли не подробнее, чем земные,

Photography has given us proofs of the incomparable beauty of our satellite;
→и фотография дала уже снимки лунных пейзажей несравненной красоты.

all is known regarding the moon which mathematical science, astronomy, geology, and optics can learn about her. But up to the present moment no direct communication has been established with her.”
→Одним словом, о Луне нам известно все, что только можно было узнать при помощи математики, астрономии, физики и геологии. Но до сих пор еще нет… прямого сообщения с Луной.

A violent movement of interest and surprise here greeted this remark of the speaker.
→При этих словах аудитория вздрогнула от изумления.

“Permit me,” he continued, “to recount to you briefly how certain ardent spirits, starting on imaginary journeys, have penetrated the secrets of our satellite.
→– Позвольте мне, – продолжал Барбикен, – напомнить вам в немногих словах о тех фантазерах, которые пускались в воображаемые путешествия и утверждали, будто проникли в сокровенные тайны спутника Земли.

In the seventeenth century a certain David Fabricius boasted of having seen with his own eyes the inhabitants of the moon.
→В семнадцатом векенекто Давид Фабрициус хвалился тем, что видел собственными глазами жителей Луны.

In 1649 a Frenchman, one Jean Baudoin, published a ‘Journey performed from the Earth to the Moon by Domingo Gonzalez,’ a Spanish adventurer.
→В тысяча шестьсот сорок девятом году один француз, Жан Бодуэн, выпустил книгу под заглавием: «Путешествие, совершенное на Луну Домиником Гонзалесом, испанским искателем приключений».

At the same period Cyrano de Bergerac published that celebrated ‘Journeys in the Moon’ which met with such success in France.
→Почти в то же время Сирано де Бержерак описал экспедицию на Луну в своей книге, которая имела во Франции громадный успех.

Somewhat later another Frenchman, named Fontenelle, wrote ‘The Plurality of Worlds,’ a chef-d’oeuvre of its time.
→ Позже другой француз, – нужно признать, что фран- цузы очень интересуются Луною, – известный Фонтенель, написал «Множественность миров» – одну из самых блистательных книг своего века.

About 1835 a small treatise, translated from the New York American, related how Sir John Herschel, having been despatched to the Cape of Good Hope for the purpose of making there some astronomical calculations, had, by means of a telescope brought to perfection by means of internal lighting, reduced the apparent distance of the moon to eighty yards!
→Но наука идет вперед, обгоняя даже фантазию писателей. В тысяча восемьсот тридцать пятом году появилась любопытная брошюра, взятая из журнала «Нью-Йорк Америкэн», в которой рассказывалось, что знаменитый астроном Джон Гершель во время своей экспедиции на мыс Доброй Надежды создал настолько усовершенствованный телескоп, да еще с «внутренним освещением», что мог видеть Луну как бы с расстояния восьмидесяти ярдов.

He then distinctly perceived caverns frequented by hippopotami, green mountains bordered by golden lace-work, sheep with horns of ivory, a white species of deer and inhabitants with membranous wings, like bats.
→Гершель будто бы ясно разглядел на Луне пещеры, в ко- торых жили бегемоты, зеленые горы, окаймленные золотым кружевом рощ, видел баранов с рогами цвета слоновой кости, белых косуль и обитателей, похожих на людей, но с перепончатыми крыльями, как у летучих мышей.

This brochure, the work of an American named Locke, had a great sale.
→Эта брошюра, написанная американцем Локком, имела необычайный успех. Скоро, однако, выяснилось, что это была научная мистификация, и французы первые посмеялись над нею.

– Rire d’un Américain ! s’écria J.-T. Maston, mais voilà un casus belli !... – Rassurez-vous, mon digne ami. Les Français, avant d’en rire, avaient été parfaitement dupes de notre compatriote.
→– Посмеялись над американцем! – воскликнул Мастон. – Вот вам и casus belli… – Успокойтесь, мой достойный друг! Прежде чем посмеяться, французы сами оказались в дураках, потому что сначала поверили нашему соотечественнику.

But, to bring this rapid sketch to a close, I will only add that a certain Hans Pfaal, of Rotterdam, launching himself in a balloon filled with a gas extracted from nitrogen, thirty-seven times lighter than hydrogen, reached the moon after a passage of nineteen hours.
→Чтобы закончить этот краткий исторический обзор, добавлю, что некий Ганс Пфааль из Роттердама, наполнив шар газом, извлеченным из азота и оказавшимся в тридцать семь раз легче водорода, поднялся на нем и достиг Луны через девятнадцать дней.

This journey, like all previous ones, was purely imaginary; still, it was the work of a popular American author
→Это путешествие, так же как и все предыдущие, было, конечно, воображаемым, но его сочинил один из любимых писателей Америки, своеобразный фантастический талант.

— I mean Edgar Poe!” “Cheers for Edgar Poe!” roared the assemblage, electrified by their president’s words.
→Я имею в виду Эдгара По. – Да здравствует Эдгар По! – воскликнула аудитория, наэлектризованная речью председателя.

“I have now enumerated,” said Barbicane, “the experiments which I call purely paper ones, and wholly insufficient to establish serious relations with the Queen of the Night.
→– Я покончил с попытками, которые назову чисто беллетристическими и совершенно недостаточными для установления сношений Земли с Луною.

Nevertheless, I am bound to add that some practical geniuses have attempted to establish actual communication with her.
→Должен, однако, прибавить, что были и серьезные, научно обоснованные попытки войти в общение с Луною.

Thus, a few days ago, a German geometrician proposed to send a scientific expedition on to the steppes of Siberia.
→Так, например, несколько лет назад один немецкий математик предложил снарядить ученую экспедицию в сибирские степи.

There, on those vast plains, they were to describe enormous geometric figures, drawn in characters of reflecting luminosity, among which was the proposition regarding the ‘square of the hypothenuse,’ commonly called the ‘Ass’s Bridge’ by the French.
→Там, среди широких равнин, можно было бы при помощи рефлекторов изобразить гигантские геометрические фигуры, и притом настолько яркие, что они будут видны с Луны, между прочим Пифагоров треугольник, который в просторечии называют «Пифагоровы штаны».

‘Every intelligent being,’ said the geometrician, ‘must understand the scientific meaning of that figure.
→«Всякое разумное существо, – утверждал геометр, – должно понять научное значение этой фигуры.

The Selenites, do they exist, will respond by a similar figure; and, a communication being thus once established, it will be easy to form an alphabet which shall enable us to converse with the inhabitants of the moon.’
→Поэтому селениты, если только они существуют, ответят подобной же фигурой, и тогда легко будет создать алфавит, который даст людям возможность обмениваться мыслями с обитателями Луны».

So spoke the German geometrician; but his project was never put into practice, and up to the present day there is no bond in existence between the Earth and her satellite.
→Так говорил немецкий математик, но его проект не был осуществлен, и до сих пор не установлено никакой связи между Землей и Луной.

It is reserved for the practical genius of Americans to establish a communication with the sidereal world.
→Однако я убежден, что практический гений американцев установит связи с этим небесным телом.

The means of arriving thither are simple, easy, certain, infallible — and that is the purpose of my present proposal.”
→Есть средство достигнуть Луны; средство простое, легкое, верное, надежное, – и о нем я хочу вам сообщить.

A storm of acclamations greeted these words.
→Оглушительный шум, целая буря восклицаний приветствовали речь Барбикена.

There was not a single person in the whole audience who was not overcome, carried away, lifted out of himself by the speaker’s words!
→Слушатели все до одного были увлечены, покорены, захвачены словами оратора.

Long-continued applause resounded from all sides. As soon as the excitement had partially subsided, Barbicane resumed his speech in a somewhat graver voice.
→– Слушайте, слушайте! Да замолчите же! – стали кричать со всех сторон. Когда волнение улеглось, Барбикен заговорил еще более торжественным тоном:

“You know,” said he, “what progress artillery science has made during the last few years, and what a degree of perfection firearms of every kind have reached.
→– Вам известно, какие успехи сделала баллистика за последние годы и до какой высокой степени совершенства могли бы дойти огнестрельные орудия, если бы война все еще продолжалась!

Moreover, you are well aware that, in general terms, the resisting power of cannon and the expansive force of gunpowder are practically unlimited.
→Вы знаете также, что сила и прочность орудий и метательная сила пороховых газов могут быть безгранично увеличены.

Well! starting from this principle, I ask myself whether, supposing sufficient apparatus could be obtained constructed upon the conditions of ascertained resistance, it might not be possible to project a shot up to the moon?”
→Так вот, исходя из этих принципов, я задал себе вопрос: возможно ли из орудия достаточных размеров, достаточной мощности и установленного должным образом пустить ядро на Луну?

At these words a murmur of amazement escaped from a thousand panting chests; then succeeded a moment of perfect silence, resembling that profound stillness which precedes the bursting of a thunderstorm.
→При этих словах из тысячи глоток вырвалось единодушное «ох». На минуту наступило молчание, подобное глубокой тишине, предшествующей громовому удару.

In point of fact, a thunderstorm did peal forth, but it was the thunder of applause, or cries, and of uproar which made the very hall tremble.
→И действительно, тотчас же разразился гром: гром криков и аплодисментов, такой гам, что от него задрожал весь громадный залсобрания.

The president attempted to speak, but could not.
→Барбикен пытался продолжать свою речь, но это было немыслимо.

It was fully ten minutes before he could make himself heard.
→Только через десять минут добился он того, что его стали слушать.

“Suffer me to finish,” he calmly continued.
→– Дайте мне закончить, – хладнокровно продолжал Барбикен.

“I have looked at the question in all its bearings, I have resolutely attacked it, and by incontrovertible calculations I find that a projectile endowed with an initial velocity of 12,000 yards per second, and aimed at the moon, must necessarily reach it.
→– Я смело приступил к этому вопросу, я обсудил его со всех сторон и на основании бесспорных вычислений могу утверждать, что снаряд, обладающий начальной ско- ростью в двенадцать тысяч ярдов в секунду, при точном прицеле неизбежно должен долететь до Луны.

I have the honor, my brave colleagues, to propose a trial of this little experiment.”
→Итак, достойные сочлены, я имею честь предложить вам произвести этот небольшой опыт.

- III -

EFFECT OF THE PRESIDENT’S COMMUNICATION
→Эффект. Произведенный сообщением Барбикена

It is impossible to describe the effect produced by the last words of the honorable president
→Невозможно описать бурный эффект, вызванный речью достойного председателя.

— the cries, the shouts, the succession of roars, hurrahs, and all the varied vociferations which the American language is capable of supplying. It was a scene of indescribable confusion and uproar.
→Крики! Восклицания! Оглушительный рев! Со всех сторон раздавалось: «Гип! Гип! Ура!» – и прочие междометия, столь распространенные в американском диалекте.

They shouted, they clapped, they stamped on the floor of the hall.
→Вопили во всю глотку, бешено хлопали, стучали ногами, потрясая стены зала.

All the weapons in the museum discharged at once could not have more violently set in motion the waves of sound.
→Залп из всех орудий этого музея не сотряс бы воздуха с такой бешеной силой.

One need not be surprised at this. There are some cannoneers nearly as noisy as their own guns.
→Впрочем, тут нечему удивляться. Ведь иные канониры шумят порою едва ли не громче своих пушек.

Barbicane remained calm in the midst of this enthusiastic clamor; perhaps he was desirous of addressing a few more words to his colleagues, for by his gestures he demanded silence, and his powerful alarum was worn out by its violent reports.
→Среди этого восторженного гама Барбикен сохранял невозмутимое спокойствие. Вероятно, он хотел еще что-то сказать своим сочленам – он поднимал руку, пытаясь водворить молчание, и его звонок давал один оглушительный выстрел за другим.

No attention, however, was paid to his request. He was presently torn from his seat and passed from the hands of his faithful colleagues into the arms of a no less excited crowd.
→Но их даже не было слышно. Друзья и коллеги сорвали его с кресла и с триумфом понесли на руках; затем им завладела не менее возбужденная уличная толпа.

Nothing can astound an American. It has often been asserted that the word “impossible” in not a French one.
→Только в Америке все кажется простым и легким, а что касается затруднений технического порядка, то их там нет и в помине.

Between Barbicane’s proposition and its realization no true Yankee would have allowed even the semblance of a difficulty to be possible.
→Ни один чистокровный янки не позволил бы себе усмотреть какую-либо разницу между проектом Барбикена и его осуществлением.

A thing with them is no sooner said than done. The triumphal progress of the president continued throughout the evening.
→Сказано – сделано. Весь вечер продолжалось триумфальное шествие при свете бесчисленных факелов.

It was a regular torchlight procession. Irish, Germans, French, Scotch, all the heterogeneous units which make up the population of Maryland shouted in their respective vernaculars; and the “vivas,”
→Тысячи людей различных национальностей – ирландцев, немцев, французов, шотландцев, – из которых состоит население штата Мэриленд, каждый на своем родном наречии выкрикивали восторженные привет ствия, и все эти «виваты»,

“hurrahs,” and “bravos” were intermingled in inexpressible enthusiasm.
→«ура», «браво» сливались в общий невообразимый рев.

Just at this crisis, as though she comprehended all this agitation regarding herself, the moon shone forth with serene splendor, eclipsing by her intense illumination all the surrounding lights.
→И, словно понимая, что речь идет о ней, Луна предстала во всем своем блеске, затмевая ярким сиянием все огни Земли.

The Yankees all turned their gaze toward her resplendent orb, kissed their hands, called her by all kinds of endearing names.
→ Глаза всех были устремлены на ее сверкающий диск: одни приветствовали ее, махая рукой; другие называли самыми нежными именами;

Between eight o’clock and midnight one optician in Jones’-Fall Street made his fortune by the sale of opera-glasses.
→третьи словно мерили ее взглядом; были и такие, что грозили ей кулаком.

Midnight arrived, and the enthusiasm showed no signs of diminution.
→Луну лорнировали, точно даму высшего света.

Многие янки уже бесцеремонно называли ночное светило своею собственностью.
→Les Américains en agissaient avec un sans-façon de propriétaires.

Казалось, эти отважные завоеватели уже завладели светлокудрой Фебой и она стала составной частью территории Соединенных Штатов.
→Il semblait que la blonde Phoebé appartînt à ces audacieux conquérants et fît déjà partie du territoire de l’Union.

Между тем речь шла покамест лишь о том, чтобы пустить ядро в Луну, – довольно-таки грубый способ установить сношения, однако весьма распространенный в цивилизованных странах.
→Et pourtant il n’était question que de lui envoyer un projectile, façon assez brutale d’entrer en relation, même avec un satellite, mais fort en usage parmi les nations civilisées.

It spread equally among all classes of citizens
→Городские часы пробили полночь, а восторги толпы все не унимались; их разделяли все классы населения:

— men of science, shopkeepers, merchants, porters, chair-men, as well as “greenhorns,” were stirred in their innermost fibres. A national enterprise was at stake.
→судьи, ученые, коммерсанты, лавочники, носильщики; люди образованные, как и уличные зеваки, были потрясены до глубины души. Ведь дело шло о всенародном национальном предприятии!

The whole city, high and low, the quays bordering the Patapsco, the ships lying in the basins, disgorged a crowd drunk with joy, gin, and whisky.
→Поэтому и в «верхнем» городе, и в «нижнем», и на набережных реки Патапско, и на кораблях, стоявших в доках, толпа пьянела от радости, джина и виски;

Every one chattered, argued, discussed, disputed, applauded,
→все говорили, произносили речи, обсуждали, спорили, аплодировали

from the gentleman lounging upon the barroom settee with his tumbler of sherry-cobbler before him down to the waterman who got drunk upon his “knock-me-down” in the dingy taverns of Fell Point.
→– все, начиная с джентльменов, небрежно развалившихся на диванах в барах и тянувших из кружек шерри, и кончая портовыми рабочими, напивавшимися пойлом «вырви глаз» в мрачных тавернах Фелс-Пойнта!

About two A.M., however, the excitement began to subside. President Barbicane reached his house, bruised, crushed, and squeezed almost to a mummy.
→Лишь к двум часам ночи улеглось волнение в городе. Барбикену наконец удалось вернуться домой; он чувствовал себя разбитым, помятым, изломанным.

Hercules could not have resisted a similar outbreak of enthusiasm.
→Сам Геркулес изнемог бы от такого испытания.

The crowd gradually deserted the squares and streets.

The four railways from Philadelphia and Washington, Harrisburg and Wheeling, which converge at Baltimore, whirled away the heterogeneous population to the four corners of the United States, and the city subsided into comparative tranquility.
→Поезда четырех железнодорожных линий – Огайо, Сускеганны, Филадельфии и Вашингтона, – скрещивающихся в Балтиморе, увезли иногородних гостей во все концы Соединенных Штатов, и в городе наступило наконец сравнительное спокойствие.

Ce serait d’ailleurs une erreur de croire que, pendant cette soirée mémorable, Baltimore fût seule en proie à cette agitation.
→Впрочем, было бы ошибкой думать, что в этот достопамятный вечер волнением был охвачен один Балтимор.

Все большие города Соединенных Штатов – Нью-Йорк, Бостон, Олбани, Вашингтон, Ричмонд, Кресент-Сити, Сан-Франциско, Чарльстаун, Мобил и другие – от Техаса до Массачусетса и от Мичигана до Флориды отдали дань этой горячке.
→Die großen Städte der Union, New-York, Boston, Albany, Washington, Richmond, Crescent-City, Charleston, Mobile, von Texas bis Massachussets, von Michigan bis Florida, nahmen alle Theil an der Schwärmerei der Begeisterung.

Ведь все тридцать тысяч членов-корреспондентов «Пушечного клуба» своевременно получили письмо своего председателя и с нетерпением ожидали известий о содержании сенсационного доклада, назначенного на 5 октября.
→Die 30,000 correspondirenden Mitglieder des Gun-Clubs kannten ja den Brief ihres Präsidenten, und warteten mit gleicher Ungeduld auf die merkwürdige Mittheilung des 5. October.

И в тот вечер, как только слова Барбикена слетали с его уст, они тотчас же неслись по телеграфным проводам во все штаты со скоростью двухсот сорока восьми тысяч четырехсот сорока семи миль в секунду.
→Aussi, le soir même, à mesure que les paroles s’échappaient des lèvres de l’orateur, elles couraient sur les fils télégraphiques, à travers les États de l’Union, avec une vitesse de deux cent quarante-huit mille quatre cent quarante-sept milles à la seconde.

И можно с уверенностью сказать, что не только в тот же вечер, но почти в тот же самый час по всей громадной территории Соединенных Штатов, в десять раз превосходящей территорию Франции, раздалось единодушное «ура» и одновременно в порыве национальной гордости затрепетали сердца двадцати пяти миллионов жителей.
→On peut donc dire avec une certitude absolue qu’au même instant les États-Unis d’Amérique, dix fois grands comme la France, poussèrent un seul hurrah, et que vingt-cinq millions de coeurs, gonflés d’orgueil, battirent de la même pulsation.

On the following day, thanks to the telegraphic wires, five hundred newspapers and journals, daily, weekly, monthly, or bi-monthly, all took up the question.
→На следующее утро проект Барбикена подхватили полто- ры тысячи газет и журналов: ежедневных, еженедельных и месячных;

They examined it under all its different aspects, physical, meteorological, economical, or moral, up to its bearings on politics or civilization.
→они рассмотрели его со всех сторон: физической, метеорологической, экономической и моральной, с точки зрения политических преимуществ и интересов цивилизации.

They debated whether the moon was a finished world, or whether it was destined to undergo any further transformation.
→Пресса поставила вопросы: представляет ли Луна уже застывшую планету или на ней происходят еще какие-либо изменения?

Did it resemble the earth at the period when the latter was destitute as yet of an atmosphere?
→Похожа ли она на Землю той эпохи, когда наша планета не имела еще атмосферы?

What kind of spectacle would its hidden hemisphere present to our terrestrial spheroid? Granting that the question at present was simply that of sending a projectile up to the moon, every one must see that that involved the commencement of a series of experiments.
→Что происходит на той стороне Луны, которая всегда остается невидимой для Земли? И хотя речь шла только о том, чтобы пустить ядро в ночное светило, все считали, что стоят на пороге новых грандиозных опытов;

All must hope that some day America would penetrate the deepest secrets of that mysterious orb; and some even seemed to fear lest its conquest should not sensibly derange the equilibrium of Europe.
→все надеялись, что именно Америке суждено разгадать последние тайны спутника Земли, а некоторые даже опасались, как бы завоевание Луны не нарушило заметным образом политического равновесия Европы.

The project once under discussion, not a single paragraph suggested a doubt of its realization. All the papers, pamphlets, reports — all the journals published by the scientific, literary, and religious societies
→Но ни один газетный листок не усомнился в возможно- сти осуществить эту затею; сборники, брошюры, бюллетени, журналы всевозможных обществ – научных, литературных и религиозных

enlarged upon its advantages; and the Society of Natural History of Boston, the Society of Science and Art of Albany, the Geographical and Statistical Society of New York,
→– распространялись о достоинствах проекта, а Бостонское общество естествознания, Олбанская американская ассоциация наук и искусств, Нью-йоркское географическое и статистическое общество,

the Philosophical Society of Philadelphia, and the Smithsonian of Washington sent innumerable letters of congratulation to the Gun Club, together with offers of immediate assistance and money.
→Филадельфийское философское общество, Смитсоновский институт в Вашингтоне послали «Пушечному клубу» не только поздравления, но и предложения денежных сумм и всяческого содействия.

Aussi, on peut le dire, jamais proposition ne réunit un pareil nombre d’adhérents ; d’hésitations, de doutes, d’inquiétudes, il ne fut même pas question.
→Можно утверждать, что никогда еще ни один ученый проект не имел такого множества сторонников, как барбикеновский: он не вызвал ни колебаний, ни сомнений, ни опасения.

Что касается шуток, карикатур и песенок, которые посыпались бы градом на подобный проект – пустить ядро на Луну, – будь он предложен в Европе и в особенности во Франции, – то в Америке не появилось ни одной, ибо авторам их не поздоровилось бы.
→Quant aux plaisanteries, aux caricatures, aux chansons qui eussent accueilli en Europe, et particulièrement en France, l’idée d’envoyer un projectile à la Lune, elles auraient fort mal servi leur auteur ; tous les « lifepreservers » du monde, eussent été impuissants à le garantir contre l’indignation générale.

From that day forward Impey Barbicane became one of the greatest citizens of the United States, a kind of Washington of science. A single trait of feeling, taken from many others, will serve to show the point which this homage of a whole people to a single individual attained.

Some few days after this memorable meeting of the Gun Club, the manager of an English company announced, at the Baltimore theatre, the production of “Much ado about Nothing.”
→Через несколько дней после знаменитого заседания «Пушечного клуба» антрепренер одной английской драматической труппы, игравший в балтиморском театре, анонсировал представление комедии «Много шума из ничего».

But the populace, seeing in that title an allusion damaging to Barbicane’s project, broke into the auditorium, smashed the benches, and compelled the unlucky director to alter his playbill.
→Но граждане Балтимора, усмотрев в этом названии злостный намек на проект председателя Барбикена, ворвались в театр, разломали кресла и заставили злополучного антрепренера уни- чтожить афиши.

Being a sensible man, he bowed to the public will and replaced the offending comedy by “As you like it”; and for many weeks he realized fabulous profits.
→Как человек сообразительный, он преклонился перед народной волей, заменил незадачливую комедию другой – «Как вам угодно!» и несколько недель подряд делал неслыханные сборы.

- IV -

REPLY FROM THE OBSERVATORY OF CAMBRIDGE
→Ответ Кембриджской обсерватории

Barbicane, however, lost not one moment amid all the enthusiasm of which he had become the object.
→Inzwischen verlor Barbicane inmitten der Huldigungen, die ihm zu Theil wurden, keinen Augenblick.

His first care was to reassemble his colleagues in the board-room of the Gun Club.
→Vor allem ließ er die Bureaux des Gun-Clubs zu einer Berathung sich versammeln.

There, after some discussion, it was agreed to consult the astronomers regarding the astronomical part of the enterprise.
→На этом заседании решено было сперва запросить ученых относительно астрономической стороны предприятия,

Their reply once ascertained, they could then discuss the mechanical means, and nothing should be wanting to ensure the success of this great experiment.
→а получив их ответы, тщательно обсудить всю техническую сторону вопроса, чтобы обеспечить успех великому проекту.

A note couched in precise terms, containing special interrogatories, was then drawn up and addressed to the Observatory of Cambridge in Massachusetts.
→Тотчас же была составлена срочная записка с перечнем специальных вопросов, которую направили в обсерваторию города Кембриджа, в штат Массачусетс.

This city, where the first university of the United States was founded, is justly celebrated for its astronomical staff.
→В этом городе был некогда основан первый в Соединенных Штатах университет, который славится своей обсерваторией. There are to be found assembled all the most eminent men of science. Here is to be seen at work that powerful telescope which enabled Bond to resolve the nebula of Andromeda, and Clarke to discover the satellite of Sirius.
→Там работают самые крупные ученые Северной Америки; там находится мощный телескоп, который позволил Бонду определить природу туманности в созвездии Андромеды, а Кларку – открыть спутник Сириуса.

This celebrated institution fully justified on all points the confidence reposed in it by the Gun Club.
→Это знаменитое учреждение во всех отношениях заслуживало доверия «Пушечного клуба». So, after two days, the reply so impatiently awaited was placed in the hands of President Barbicane.
→Два дня спустя ответ, которого ждали с великим нетерпением, был уже в руках председателя Барбикена.

It was couched in the following terms: The Director of the Cambridge Observatory to the President of the Gun Club at Baltimore.
→Он гласил следующее: Директор обсерватории в Кембридже — Председателю «Пушечного клуба» в Балтиморе.

CAMBRIDGE, October 7. On the receipt of your favor of the 6th instant, addressed to the Observatory of Cambridge in the name of the members of the Baltimore Gun Club, our staff was immediately called together, and it was judged expedient to reply as follows:
→Кембридж, 7 октября. Немедленно по получении 6 октября Вашего запроса на имя обсерватории в Кембридже от имени членов «Пушечного клуба» в Балтиморе, было созвано экстренное заседание совета обсерватории и поставлено сообщить вам следующее:

The questions which have been proposed to it are these — 1. Is it possible to transmit a projectile up to the moon?
→На обсуждение были предложены нижеследующие вопросы: 1. Возможно ли, чтобы пушечное ядро долетело до Луны?

“2. What is the exact distance which separates the earth from its satellite?
→2. Каково точное расстояние от Земли до ее спутника?

“3. What will be the period of transit of the projectile when endowed with sufficient initial velocity? and, consequently, at what moment ought it to be discharged in order that it may touch the moon at a particular point?
→3. Какова будет продолжительность полета снаряда, пущенного с достаточной начальной скоростью, и в какой момент должен быть пущен снаряд, чтобы он мог достигнуть Луны в определенной точке ее поверхности?

“4. At what precise moment will the moon present herself in the most favorable position to be reached by the projectile?
→4. В какой именно момент Луна будет находиться в положении наиболее благоприятном для того, чтобы ядро достигло ее поверхности?

“5. What point in the heavens ought the cannon to be aimed at which is intended to discharge the projectile?
→5. В какую именно точку небесной сферы следует нацелить пушку, из которой будет пущен снаряд на Луну?

“6. What place will the moon occupy in the heavens at the moment of the projectile’s departure?”
→6. В какой точке небосвода будет находиться Луна в момент, когда выстрелит пушка?

Regarding the first question, “Is it possible to transmit a projectile up to the moon?”
→Ответ на первый вопрос: «Возможно ли, чтобы пушечное ядро долетело до Луны?»

Answer. — Yes; provided it possess an initial velocity of 1,200 yards per second;
→Да, снаряд может долететь до Луны, если удастся придать ему начальную скорость в двенадцать тысяч ярдов в секунду. Вычисления подтверждают,

calculations prove that to be sufficient.
→что такая скорость вполне достаточна.

In proportion as we recede from the earth the action of gravitation diminishes in the inverse ratio of the square of the distance; that is to say, at three times a given distance the action is nine times less.
→По мере удаления от Земли сила притяжения будет изменяться обратно пропорционально квадрату расстояния, то есть если расстояние увеличится в три раза, притяжение уменьшится в девять раз.

Consequently, the weight of a shot will decrease, and will become reduced to zero at the instant that the attraction of the moon exactly counterpoises that of the earth; that is to say at 4752 of its passage.
→Таким образом, вес ядра будет быстро уменьшаться и наконец станет равным нулю – в тот момент, когда сила притяжения ядра Луною окажется равной силе притяжения его Землей, то есть ядро проделает сорок семь пятьдесят вторых всего пути.

At that instant the projectile will have no weight whatever; and, if it passes that point, it will fall into the moon by the sole effect of the lunar attraction.
→В этот момент ядро потеряет свой вес, и если оно пролетит еще дальше, то упадет на Луну, попав в сферу лунного притяжения.

The theoretical possibility of the experiment is therefore absolutely demonstrated; its success must depend upon the power of the engine employed.
→Поэтому теоретическую возможность опыта можно считать вполне доказанной; фактическая же его успешность будет зависеть исключительно от силы орудия.

As to the second question, “What is the exact distance which separates the earth from its satellite?”
→Ответ на второй вопрос: «Каково точное расстояние от Земли до ее спутника?»

Answer. — The moon does not describe a circle round the earth, but rather an ellipse, of which our earth occupies one of the foci; the consequence, therefore, is, that at certain times it approaches nearer to, and at others it recedes farther from, the earth; in astronomical language, it is at one time in apogee, at another in perigee.
→Луна описывает вокруг Земли не круг, а эллипс, в одном из фокусов которого находится наша планета; вследствие этого Луна в разное время находится в различных расстояниях от Земли; наибольшее расстояние называется апогеем, наименьшее – перигеем.

Now the difference between its greatest and its least distance is too considerable to be left out of consideration.
→Как известно, разность между наибольшим и наименьшим расстоянием довольно велика, так что ею нельзя пренебрегать.

In point of fact, in its apogee the moon is 247,552 miles, and in its perigee, 218,657 miles only distant; a fact which makes a difference of 28,895 miles, or more than one-ninth of the entire distance.
→В самом деле, в своем апогее Луна отстоит от Земли на 247 552 мили, а в перигее – всего на 218 657 миль; разница между двумя расстояниями достигает 28 895 миль, то есть одной девятой части пути снаряда.

The perigee distance, therefore, is that which ought to serve as the basis of all calculations.
→Поэтому в основу вычислений надо брать кратчайшее расстояние до Луны.

To the third question.
→Ответ на третий вопрос: «Какова будет продолжительность полета снаряда, выпущенного с достаточной начальной скоростью, и в какой момент должен быть выпущен снаряд, чтобы он мог достигнуть Луны в определенной точке?»

Answer. — If the shot should preserve continuously its initial velocity of 12,000 yards per second, it would require little more than nine hours to reach its destination;
→Если бы ядро все время сохраняло первоначальную скорость 12 тысяч ярдов в секунду, оно долетело бы до Луны приблизительно в девять часов;

but, inasmuch as that initial velocity will be continually decreasing, it will occupy 300,000 seconds, that is 83hrs. 20m. in reaching the point where the attraction of the earth and moon will be in equilibrio.
→но так как скорость ядра непрерывно убывает, то, как показывают вычисления, понадобится 300 тысяч секунд, то есть 83 часа 20 минут, чтобы ядро достигло точки, где притяжение ядра Землею и притяжение его Луною окажутся равными между собой;

From this point it will fall into the moon in 50,000 seconds, or 13hrs. 53m. 20sec.
→начиная с этой точки ядро будет падать на Луну в течение 50 тысяч секунд, то есть 13 часов 53 минуты и 20 секунд.

It will be desirable, therefore, to discharge it 97hrs. 13m. 20sec. before the arrival of the moon at the point aimed at.
→Поэтому ядро следует выпустить за 97 часов 13 минут и 20 секунд до прохождения Луны через намеченную точку ее пути.

Regarding question four, “At what precise moment will the moon present herself in the most favorable position, etc.?”
→Ответ на четвертый вопрос: «В какой именно момент Луна будет находиться в положении наиболее благоприятном для того, чтобы ядро достигло ее поверхности?»

Answer. — After what has been said above, it will be necessary, first of all, to choose the period when the moon will be in perigee, and also the moment when she will be crossing the zenith,
→На основании вышесказанного необходимо прежде всего определить время, когда Луна будет находиться в перигее, а также момент, когда она будет в зените;

which latter event will further diminish the entire distance by a length equal to the radius of the earth, i. e. 3,919 miles;
→тогда расстояние убавится еще на величину земного радиуса, то есть на 3919 миль;

the result of which will be that the final passage remaining to be accomplished will be 214,976 miles.
→поэтому длина пути снаряда окончательно определится примерно в 214 976 миль.

But although the moon passes her perigee every month, she does not reach the zenith always at exactly the same moment.
→Но хотя Луна и каждый месяц бывает в перигее, она не всегда находится в этот момент в зените.

She does not appear under these two conditions simultaneously, except at long intervals of time. It will be necessary, therefore, to wait for the moment when her passage in perigee shall coincide with that in the zenith.
→Подобное совпадение повторяется через большие промежутки времени. Поэтому необходимо дождаться момента нахождения ее в перигее и в зените.

Now, by a fortunate circumstance, on the 4th of December in the ensuing year the moon will present these two conditions.
→К счастью, такое совпадение произойдет 4 декабря будущего года:

At midnight she will be in perigee, that is, at her shortest distance from the earth, and at the same moment she will be crossing the zenith.
→ровно в полночь Луна будет в своем перигее, то есть в наименьшем расстоянии от Земли, и в тот же момент окажется в зените.

On the fifth question, “At what point in the heavens ought the cannon to be aimed?”
→Ответ на пятый вопрос: «В какую именно точку небосвода следует нацелить пушку, из которой будет выпущен снаряд на Луну?»

Answer. — The preceding remarks being admitted, the cannon ought to be pointed to the zenith of the place. Its fire, therefore, will be perpendicular to the plane of the horizon; and the projectile will soonest pass beyond the range of the terrestrial attraction.
→Из предыдущих указаний явствует, что пушку нужно целить в зенит того места, где будет произведен выстрел; следовательно, направление выстрела будет перпендикулярно к плоскости горизонта, и таким образом снаряд быстрее освободится от действия земного притяжения.

But, in order that the moon should reach the zenith of a given place, it is necessary that the place should not exceed in latitude the declination of the luminary; in other words, it must be comprised within the degrees 0° and 28° of lat. N. or S.
→Но, чтобы Луна могла пройти через зенит данного места, надо, чтобы географическая широта этого места не превышала градуса отклонения этого светила, другими словами – оно должно находиться между 0° и 28° северной или южной широты.

In every other spot the fire must necessarily be oblique, which would seriously militate against the success of the experiment.
→Во всяком другом месте придется целить под острым углом, и это явится крайне неблагоприятным условием для успеха опыта.

As to the sixth question, “What place will the moon occupy in the heavens at the moment of the projectile’s departure?”
→Ответ на шестой вопрос: «В какой точке небосвода будет находиться Луна в момент, когда выстрелит пушка?»

Answer. — At the moment when the projectile shall be discharged into space, the moon, which travels daily forward 13° 10’ 35’’, will be distant from the zenith point by four times that quantity, i. e. by 52° 41’ 20’’,
→Так как в течение суток Луна передвигается по небу с запада на восток на 13°10’35’’, то в момент выстрела она должна находиться западнее зенита на расстоянии, в четыре раза превышающем ее суточный путь, то есть на 52°42’20";

a space which corresponds to the path which she will describe during the entire journey of the projectile.
→это как раз то расстояние, которое она должна пройти во время полета ядра.

But, inasmuch as it is equally necessary to take into account the deviation which the rotary motion of the earth will impart to the shot, and as the shot cannot reach the moon until after a deviation equal to 16 radii of the earth,
→Кроме того, необходимо принять во внимание отклонение ядра от вертикального направления вследствие вращательного движения Земли. К моменту, когда ядро достигнет Луны, она отклонится на расстояние, равное шестнадцати земным радиусам,

which, calculated upon the moon’s orbit, are equal to about eleven degrees, it becomes necessary to add these eleven degrees to those which express the retardation of the moon just mentioned:
→ что в применении к лунной орбите составляет примерно 11°. Эти 11° следует прибавить к цифре, выражающей отклонение Луны от зенита, что составит в круглых числах 64°.

that is to say, in round numbers, about sixty-four degrees. Consequently, at the moment of firing the visual radius applied to the moon will describe, with the vertical line of the place, an angle of sixty-four degrees.
→В общем, в момент выстрела луч зрения от данного места к центру Луны должен составить угол в 64° с вертикалью данного места.

These are our answers to the questions proposed to the Observatory of Cambridge by the members of the Gun Club:
→Из этого вытекает следующее:

To sum up — 1st. The cannon ought to be planted in a country situated between 0° and 28° of N. or S. lat.
→ 1. Пушка должна быть установлена в местности, находящейся между 0° и 28° северной или южной широты.

2nd. It ought to be pointed directly toward the zenith of the place.
→2. Пушка должна быть нацелена в зенит этой местности.

3rd. The projectile ought to be propelled with an initial velocity of 12,000 yards per second.
→3. Снаряд должен обладать первоначальной скоростью 12 тысяч ярдов в секунду.

4th. It ought to be discharged at 10hrs. 46m. 40sec. of the 1st of December of the ensuing year.
→4. Выстрел должен произойти 1 декабря следующего года в 10 часов 46 минут 40 секунд вечера.

5th. It will meet the moon four days after its discharge, precisely at midnight on the 4th of December, at the moment of its transit across the zenith.
→5. Снаряд достигнет Луны через 4 дня, то есть 4 декабря, ровно в полночь, когда центр Луны будет проходить через зенит.

The members of the Gun Club ought, therefore, without delay, to commence the works necessary for such an experiment, and to be prepared to set to work at the moment determined upon; for, if they should suffer this 4th of December to go by, they will not find the moon again under the same conditions of perigee and of zenith until eighteen years and eleven days afterward.
→Посему членам «Пушечного клуба» надлежит безотлагательно приступить к необходимым работам и к указанному сроку быть совершенно наготове; если они пропустят 4 декабря, им придется ждать 18 лет и 11 дней, пока вновь не совпадет нахождение Луны в перигее с прохождением ее через зенит.

The staff of the Cambridge Observatory place themselves entirely at their disposal in respect of all questions of theoretical astronomy; and herewith add their congratulations to those of all the rest of America.
→Совет Кембриджской обсерватории предоставляет себя в полное распоряжение членов «Пушечного клуба» для разрешения всяких теоретических астрономических вопросов и в настоящем письме присоединяет свои поздравления к поздравлениям всей Америки.

For the Astronomical Staff, J. M. BELFAST, Director of the Observatory of Cambridge.
→За членов совета Дж. М. Бельфаст, директор обсерватории в Кембридже.

- V -

THE ROMANCE OF THE MOON
→Повесть о Луне

An observer endued with an infinite range of vision, and placed in that unknown center around which the entire world revolves, might have beheld myriads of atoms filling all space during the chaotic epoch of the universe.
→Если бы наблюдатель, одаренный бесконечно острым зрением, очутился в том неведомом центре, вокруг которого обращается Вселенная, в эпоху, когда мир находился еще в хаотическом состоянии, он увидел бы неисчислимые мириады атомов, которые заполняли все космическое пространство.

Little by little, as ages went on, a change took place; a general law of attraction manifested itself, to which the hitherto errant atoms became obedient:
→Но мало-помалу в течение бесчисленных веков произошли перемены: проявился закон всемирного тяготения, под вли- яние которого подпали блуждающие атомы;

these atoms combined together chemically according to their affinities, formed themselves into molecules, and composed those nebulous masses with which the depths of the heavens are strewed.
→эти атомы стали соединяться, группируясь в силу химического средства; так возникли молекулы, образовавшие скопление материи – туманности, которыми усеяны глубины небес.

These masses became immediately endued with a rotary motion around their own central point.
→Эти скопления материи тотчас получили вращательное движение вокруг центральной точки.

This center, formed of indefinite molecules, began to revolve around its own axis during its gradual condensation; then, following the immutable laws of mechanics,
→Этот центр, состоящий из разреженных молекул, начал также вращаться вокруг своей оси; причем, по непреложным законам механики,

in proportion as its bulk diminished by condensation, its rotary motion became accelerated, and these two effects continuing, the result was the formation of one principal star, the center of the nebulous mass.
→по мере того как уменьшался вследствие сжатия его объем, движение его ускорялось, и в результате этих двух непрерывно действующих факторов в туманности образовалось центральное ядро – главная ее звезда.

By attentively watching, the observer would then have perceived the other molecules of the mass, following the example of this central star, become likewise condensed by gradually accelerated rotation, and gravitating round it in the shape of innumerable stars.
→Внимательно вглядываясь, наблюдатель заметил бы, что и остальные молекулы, образующие скопление материи, проходят через те же стадии, точно так же сгущаются в результате все ускоряющегося вращательного движения, образуя несметное число звезд, вращающихся вокруг центрального светила.

Thus was formed the Nebulae, of which astronomers have reckoned up nearly 5,000.
→Так возникло звездное скопление, или туманность. Таких туманностей насчитывают в настоящее время до пяти тысяч.

Among these 5,000 nebulae there is one which has received the name of the Milky Way, and which contains eighteen millions of stars, each of which has become the center of a solar world.
→Одна из этих пяти тысяч туманностей, получившая название Млечного Пути, насчитывает восемнадцать миллионов звезд, каждая из которых является центром своего «мира».

If the observer had then specially directed his attention to one of the more humble and less brilliant of these stellar bodies, a star of the fourth class, that which is arrogantly called the Sun,
→Если бы наблюдатель остановил свое внимание на одном из этих восемнадцати миллионов светил, довольно скром- ном и не особенно ярком, на звезде четвертой величины, ко- торая носит гордое название Солнце,

all the phenomena to which the formation of the Universe is to be ascribed would have been successively fulfilled before his eyes.
→– он увидел бы, как она последовательно проходит все стадии процесса, приводящего к возникновению космических тел.

In fact, he would have perceived this sun, as yet in the gaseous state, and composed of moving molecules, revolving round its axis in order to accomplish its work of concentration.
→Сперва он увидел бы, как Солнце, еще газообразное, состоящее из подвижных молекул, вращается вокруг своей оси, постепенно сгущаясь.

This motion, faithful to the laws of mechanics, would have been accelerated with the diminution of its volume; and a moment would have arrived when the centrifugal force would have overpowered the centripetal, which causes the molecules all to tend toward the center.
→Согласно законам механики, это движение должно было все ускоряться по мере уменьшения объема, и должен был наступить момент, когда центробежная сила преодолеет силу центростремительную, притягивающую молекулы к центру.

Another phenomenon would now have passed before the observer’s eye, and the molecules situated on the plane of the equator, escaping like a stone from a sling of which the cord had suddenly snapped, would have formed around the sun sundry concentric rings resembling that of Saturn.
→Тогда наблюдатель стал бы свидетелем нового явления: находящиеся в зоне экватора несчетные молекулы отлетели бы от Солнца, как камень от пращи, и приняли бы форму ко- лец, наподобие тех, которые окружают Сатурн.

In their turn, again, these rings of cosmical matter, excited by a rotary motion about the central mass, would have been broken up and decomposed into secondary nebulosities, that is to say, into planets.
→Но эти кольца космической материи при быстром вращении вокруг центральной массы в свою очередь должны были разорваться и превратиться во вторичные туманности, из которых и возникли планеты.

Similarly he would have observed these planets throw off one or more rings each, which became the origin of the secondary bodies which we call satellites.
→Если бы наблюдатель сосредоточил свое внимание на планетах, он увидел бы, что они повторяют все стадии, пройденные Солнцем, и на определенном этапе вокруг них образуется одно или несколько колец, дающих начало светилам низшего порядка, так называемым спутникам (сателлитам).

Thus, then, advancing from atom to molecule, from molecule to nebulous mass, from that to principal star, from star to sun, from sun to planet, and hence to satellite, we have the whole series of transformations undergone by the heavenly bodies during the first days of the world.
→Таким образом, небесные тела, начиная с первых дней мироздания, претерпевали целый ряд превращений; из атомов образовались молекулы, из молекул – туманности, из туманности – центральная звезда, из центральной звезды – Солнце, из Солнца – планеты и из планеты – ее спутники.

English translation: Now, of those attendant bodies which the sun maintains in their elliptical orbits by the great law of gravitation, some few in turn possess satellites. Uranus has eight, Saturn eight, Jupiter four, Neptune possibly three, and the Earth one. This last, one of the least important of the entire solar system, we call the Moon; and it is she whom the daring genius of the Americans professed their intention of conquering.

Солнце как бы затеряно в безбрежном пространстве звездной Вселенной, а между тем, как установлено астрономами, оно входит в состав звездной туманности, носящей название Млечного Пути.
→Le Soleil semble perdu dans les immensités du monde stellaire, et cependant il est rattaché, par les théories actuelles de la science, à la nébuleuse de la Voie lactée.

Правда, Солнце – центр отдельного «мира», но оно кажется ничтожным перед неизмеримыми безднами неба. Впрочем, для нас оно все-таки огромно, ибо его объем в миллион четыреста раз больше объема земного шара.
→ Centre d’un monde, et si petit qu’il paraisse au milieu des régions éthérées, il est cependant énorme, car sa grosseur est quatorze cent mille fois celle de la Terre.

Вокруг Солнца вращаются восемь планет, вышедших из его недр в первые дни творения.
→Autour de lui gravitent huit planètes, sorties de ses entrailles mêmes aux premiers temps de la Création.

Ближайшая из них – Меркурий, затем по мере удаления от Солнца следуют Венера, Земля, Марс, Юпитер, Сатурн, Уран и Нептун.
→ Ce sont, en allant du plus proche de ces astres au plus éloigné, Mercure, Vénus, la Terre, Mars, Jupiter, Saturne, Uranus et Neptune.

Кроме того, в пространстве между Марсом и Юпитером вращаются по определенным орбитам другие тела меньших размеров, быть может, осколки планеты, некогда рассыпавшейся на тысячи кусков;
→De plus entre Mars et Jupiter circulent régulièrement d’autres corps moins considérables, peut-être les débris errants d’un astre brisé en plusieurs milliers de morceaux, dont le télescope a reconnu quatre-vingt-dix-sept jusqu’à ce jour.

У некоторых из этих приближенных Солнца, удерживае- мых им на эллиптических орбитах в силу великого закона тяготения, в свою очередь имеются спутники:
→De ces serviteurs que le Soleil maintient dans leur orbite elliptique par la grande loi de la gravitation, quelques-uns possèdent à leur tour des satellites.

у Урана и Сатурна – по восемь, у Юпитера – четыре, у Нептуна, вероятно, два, у Земли – один; это светило, одно из самых незначительных в Солнечной системе, называется Луной, – и нужен был смелый гений американцев, чтобы возникла мысль о завоевании нашего спутника.
→Uranus en a huit, Saturne huit, Jupiter quatre, Neptune trois peut-être, la Terre un ; ce dernier, l’un des moins importants du monde solaire, s’appelle, la Lune, et c’est lui que le génie audacieux des Américains prétendait conquérir.

The moon, by her comparative proximity, and the constantly varying appearances produced by her several phases, has always occupied a considerable share of the attention of the inhabitants of the earth.
→Ночное светило, вследствие близости своей к Земле и правильного чередования фаз, наряду с Солнцем издавна привлекало внимание жителей Земли. Но на Солнце больно смотреть, слишком яркий его свет всегда заставлял людей опускать глаза.

La blonde Phoebé, plus humaine au contraire, se laisse complaisamment voir dans sa grâce modeste ; elle est douce à l’oeil, peu ambitieuse, et cependant, elle se permet parfois d’éclipser son frère, le radieux Apollon, sans jamais être éclipsée par lui.
→Белокурая Феба более человечна и благосклонно дает любоваться своей скромной прелестью; ее свет мягок для глаз, она не горда, хотя порой и затмевает своего брата, лучезарного Аполлона, а ему никогда не позволяет затмевать себя.

Магометане давно оценили по достоинству верную подругу Земли и исчисляют время по обращению Луны вокруг Земли.
→Die Muhammedaner haben in dankbarer Erkenntlichkeit gegen diese treue Freundin der Erde ihre Monate nach ihrem Umlauf geregelt.

Народы древности почтили особым культом эту девственную богиню.
→Les premiers peuples vouèrent un culte particulier à cette chaste déesse.

Египтяне называли ее Изидой, финикияне именовали ее Астартой, у древних греков она была Фебою, дочерью Латоны и Юпитера, и они объясняли ее затмения таинственными свиданиями Дианы с красавцем Эндимионом.
→Les Egyptiens l’appelaient Isis ; les Phéniciens la nommaient Astarté ; les Grecs l’adorèrent sous le nom de Phoebé, fille de Latone et de Jupiter, et ils expliquaient ses éclipses par les visites mystérieuses de Diane au bel Endymion.

Если верить мифологии, немейский лев разгуливал по лунным долинам еще до появления своего на Земле, и поэт Агезианакс, цитируемый Плутархом, воспел в своих стихах полные неги очи, прелестный нос и пленительные уста лучезарной Селены.
→À en croire la légende mythologique, le lion de Némée parcourut les campagnes de la Lune avant son apparition sur la Terre, et le poète Agésianax, cité par Plutarque, célébra dans ses vers ces doux yeux, ce nez charmant et cette bouche aimable, formés par les parties lumineuses de l’adorable Séléné.

Но если древние разгадали характер, темперамент, словом, моральные качества Луны, все же и самые мудрые из них оставались совершенными невеждами в области селенографии.
→Aber begriffen auch die Alten den Charakter, das Temperament, kurz, die moralischen Eigenschaften Luna’s vom mythologischen Gesichtspunkt aus, so waren doch selbst die Gelehrtesten derselben in der Selenographie sehr unwissend.

Cependant, plusieurs astronomes des époques reculées découvrirent certaines particularités confirmées aujourd’hui par la science.
→Jedoch entdeckten einige Astronomen der frühesten Zeiten einige besondere Eigenschaften, welche zu heutiger Zeit von der Wissenschaft bestätigt wurden.

From the time of Thales of Miletus, in the fifth century B.C., down to that of Copernicus in the fifteenth and Tycho Brahe in the sixteenth century A.D., observations have been from time to time carried on with more or less correctness, until in the present day the altitudes of the lunar mountains have been determined with exactitude.
→Так, жители Аркадии уверяли, что предки их жили на Земле еще в ту эпоху, когда Луны и в помине не было; Симплиций считал ее неподвижной и подвешенной к хрустальному небосводу, а Таций – осколком солнечного диска; для ученика Аристотеля Клеарка она была гладко отполированным зеркалом, отражающим воды океана,

а многие другие полагали, что она лишь скопление паров, выдыхаемых Землею, или же шар, вращающийся вокруг своей оси и состоящий наполовину из огня, наполовину изо льда. Однако и в глубокой древности некоторые астрономы подметили в Луне свойства, которые в наши дни подтверди- ла наука. В результате пристальных наблюдений они без по- мощи оптических приборов угадали большинство законов, которым подчинено ночное светило.
→si d’autres enfin ne virent en elle qu’un amas de vapeurs exhalées par la Terre, ou un globe moitié feu, moitié glace, qui tournait sur lui-même, quelques savants, au moyen d’observations sagaces, à défaut d’instruments d’optique, soupçonnèrent la plupart des lois qui régissent l’astre des nuits.

Так, например, Фалес Милетский за 460 лет до р. X. высказал мнение, что Луна получает свой свет от Солнца,
→From the time of Thales of Miletus, in the fifth century B.C.,

а Аристарх Самосский правильно объяснил ее фазы. Клеомен учил, что Луна сияет отраженным светом.
→Aristarque de Samos donna la véritable explication de ses phases. Cléomène enseigna qu’elle brillait d’une lumière réfléchie.

Халдей Бероз открыл, что продолжительность обращения Луны вокруг своей оси равна продолжительности ее обращения вокруг Земли, откуда следует, что Луна постоянно обращена к Земле одной и той же стороною.
→Le Chaldéen Bérose découvrit que la durée de son mouvement de rotation était égale à celle de son mouvement de révolution, et il expliqua de la sorte le fait que la Lune présente toujours la même face.

Наконец, Гиппарх за два века до христианской эры обнаружил известную неравномерность в видимом движении спутника Земли.
→Enfin Hipparque deux siècles avant l’ère chrétienne, reconnut quelques inégalités dans les mouvements apparents du satellite de la Terre.

Птоломей во II веке и араб Абуль-Вефа – в Х дополнили наблюдения Гиппарха, объяснив неравномерность движения Луны тем, что орбита ее под воздействием Солнца принимает волнообразные очертания.
→Ptolémée, au IIème siècle, l’Arabe Aboul-Wéfa, au dixième, complétèrent les remarques d’Hipparque sur les inégalités que subit la Lune en suivant la ligne ondulée de son orbite sous l’action du Soleil.

Затем Коперник в XV веке и Тихо Браге – в XVI подробно описали Солнечную систему и роль Луны в системе небесных тел.
→down to that of Copernicus in the fifteenth and Tycho Brahe in the sixteenth century A.D., observations have been from time to time carried on with more or less correctness, until in the present day the altitudes of the lunar mountains have been determined with exactitude.

Galileo explained the phenomena of the lunar light produced during certain of her phases by the existence of mountains, to which he assigned a mean altitude of 27,000 feet.
→Но если в эту эпоху уже известны были законы движения Луны, то физическое ее строение оставалось еще загадкой. Однако Галилей объяснил световые явления, повторяющиеся при некоторых лунных фазах, тем, что на Луне имеются горы, среднюю высоту которых он определил в 4500 туазов. After him 22 Hevelius, an astronomer of Dantzic, reduced the highest elevations to 15,000 feet; but the calculations of Riccioli brought them up again to 21,000 feet.
→Позже данцигский астроном Гевелий низвел высоту этих гор до 2600 туазов, но его итальянский собрат Риччиоли снова повысил их до 7 тысяч туазов.

At the close of the eighteenth century Herschel, armed with a powerful telescope, considerably reduced the preceding measurements. He assigned a height of 11,400 feet to the maximum elevations, and reduced the mean of the different altitudes to little more than 2,400 feet.
→В конце XVIII века Гершель при помощи сильного для того времени телескопа значительно снизил эти цифры. Он утверждал, что высочайшие вершины Луны имеют не более 1900 туазов в вышину, а средняя высота лунных гор всего каких-нибудь 400 туазов.

But Herschel’s calculations were in their turn corrected by the observations of Halley, Nasmyth, Bianchini, Gruithuysen, and others; but it was reserved for the labors of Boeer and Maedler finally to solve the question.
→Но и Гершель заблуждался. Вопрос изучали затем Шретер, Лувилль, Галлей, Несмис, Бианчини, Пасторф, Лорман, Грюйтгейзен. Их труды, а в особенности долголетние наблюдения Бэра и Мэдлера, привели к окончательному разрешению этого вопроса.

They succeeded in measuring 1,905 different elevations, of which six exceed 15,000 feet, and twenty-two exceed 14,400 feet.
→Благодаря этим ученым в настоящее время точно установлена высота лунных гор. Бэр и Мэдлер измерили 1905 лунных вершин, причем оказалось, что высота шести гор превышает 2600 туазов, а высота двадцати двух превышает 2400 туазов.

Высочайшая же вершина возвышается над лунной поверхностью на 3801 туаз.
→The highest summit of all towers to a height of 22,606 feet above the surface of the lunar disc. At the same period the examination of the moon was completed. She appeared completely riddled with craters, and her essentially volcanic character was apparent at each observation.
→Постепенно выяснились и другие подробности строения Луны: поверхность ее оказалась испещренною кратерами потухших вулканов, и наблюдения подтвердили общий вулканический ее характер.

By the absence of refraction in the rays of the planets occulted by her we conclude that she is absolutely devoid of an atmosphere.
→Затем было установлено отсутствие преломления возле ее поверхности световых лучей, идущих от планет, закрытых ее диском.

The absence of air entails the absence of water.
→Отсюда следовало, что на Луне нет воздуха, а стало быть, нет и воды.

It became, therefore, manifest that the Selenites, to support life under such conditions, must possess a special organization of their own, must differ remarkably from the inhabitants of the earth.
→Таким образом, если и существуют селениты, то, чтобы жить в таких условиях, они должны иметь совершенно особую организацию и сильно отличаться от обитателей Земли.

At length, thanks to modern art, instruments of still higher perfection searched the moon without intermission, not leaving a single point of her surface unexplored; and notwithstanding that her diameter measures 2,150 miles,
→Мало-помалу благодаря новейшим методам наблюдения и усовершенствованным приборам были обследованы все уголки лунной поверхности, несмотря на значительную ее величину: весь диаметр Луны равен 2150 милям,

her surface equals the one-fifteenth part of that of our globe, and her bulk the one-forty-ninth part of that of the terrestrial spheroid — not one of her secrets was able to escape the eyes of the astronomers; and these skillful men of science carried to an even greater degree their prodigious observations.
→поверхность ее лишь в тринадцать раз меньше земной, а объем ее в сорок девять раз меньше объема земного шара. Тем не менее от зорких глаз астрономов не ускользнула ни одна из лунных тайн, и неутомимые ученые продолжали вести свои замечательные наблюдения.

Thus they remarked that, during full moon, the disc appeared scored in certain parts with white lines; and, during the phases, with black.
→Так, например, они подметили, что во время полнолуния лунный диск местами покрыт белесоватыми полосами, которые во время других фаз Луны кажутся черными.

They were long and narrow furrows sunk between parallel ridges, bordering generally upon the 23 edges of the craters. Their length varied between ten and 100 miles, and their width was about 1,600 yards.
→примыкающие большей частью к кратерам; длина этих борозд от десяти до ста миль, а ширина – до восьмисот туазов.

Astronomers called them chasms, but they could not get any further. Whether these chasms were the dried-up beds of ancient rivers or not they were unable thoroughly to ascertain.
→Единственное, что могли сделать астрономы, – это назвать их лунными трещинами. До сих пор еще не решен вопрос, представляют ли они собою русла высохших рек или имеют другое происхождение.

The Americans, among others, hoped one day or other to determine this geological question.
→Поэтому американцы поставили себе, между прочим, целью выяснить это явление лунной геологии.

They also undertook to examine the true nature of that system of parallel ramparts discovered on the moon’s surface by Gruithuysen, a learned professor of Munich, who considered them to be “a system of fortifications thrown up by the Selenitic engineers.”
→Интересовало их также происхождение параллельных валов, обнаруженных в некоторых местах лунной поверхности мюнхенским профессором Грюйтгейзеном, который считал их системой укреплений, построенных лунными инженерами.

These two points, yet obscure, as well as others, no doubt, could not be definitely settled except by direct communication with the moon.
→Эти два темных вопроса и, конечно, целый ряд других могли быть окончательно разрешены учеными лишь после путешествия на Луну.

Regarding the degree of intensity of its light, there was nothing more to learn on this point. It was known that it is 300,000 times weaker than that of the sun,
→Вопрос о лунном свете можно считать окончательно вы- ясненным; известно, что напряженность его в триста тысяч раз меньше силы солнечного света

and that its heat has no appreciable effect upon the thermometer. As to the phenomenon known as the “ashy light,”
→и что лунные лучи не оказывают заметного действия на термометры. Что касается явления, известного под названием «пепельного света»,

it is explained naturally by the effect of the transmission of the solar rays from the earth to the moon, which give the appearance of completeness to the lunar disc, while it presents itself under the crescent form during its first and last phases.
→то оно возникает вследствие отражения солнечных лучей от земной поверхности по направлению к Луне; этот пепельный свет дополняет яркий видимый полукруг месяца до полного диска во время первой и последней фазы Луны.

Such was the state of knowledge acquired regarding the earth’s satellite, which the Gun Club undertook to perfect in all its aspects, cosmographic, geological, political, and moral.
→Такова была в общих чертах сумма человеческих знаний о спутнике Земли, когда «Пушечный клуб» поставил себе целью восполнить сведения о Луне со всех точек зрения – космографической, геологической, политической и моральной.

- VI -

PERMISSIVE LIMITS OF IGNORANCE AND BELIEF IN THE UNITED STATES
→О том, чего невозможно не знать, и о том, чему больше непозволительно верить в Соединенных Штатах

The immediate result of Barbicane’s proposition was to place upon the orders of the day all the astronomical facts relative to the Queen of the Night.
→Предложение Барбикена сразу возбудило самый живой интерес ко всем астрономическим вопросам, касающимся ночного светила.

Everybody set to work to study assiduously. One would have thought that the moon had just appeared for the first time, and that no one had ever before caught a glimpse of her in the heavens.
→Все принялись ревностно их изучать. Могло показаться, что Луна впервые появилась на горизонте, что раньше никто не видел ее и не замечал.

The papers revived all the old anecdotes in which the “sun of the wolves” played a part;
→Луна вошла в моду; сохраняя все тот же скромный вид, она стала львицей сезона и заняла – нисколько, впрочем, не возгордясь – первое место среди остальных светил.

they recalled the influences which the ignorance of past ages ascribed to her; in short, all America was seized with selenomania, or had become moon-mad.
→Газеты тотчас стали угощать своих читателей старинными анекдотами, касавшимися «волчьего солнца»; припомнили, какое значение приписывали ей в древние времена, когда царило невежество; воспевали ее на все лады; казалось, еще немного – и начнут цитировать ее крылатые словечки. Америка была охвачена настоящей «селеноманией».

The scientific journals, for their part, dealt more especially with the questions which touched upon the enterprise of the Gun Club. The letter of the Observatory of Cambridge was published by them, and commented upon with unreserved approval.
→Со своей стороны, научные журналы уделили особое внимание вопросам, связанным с предприятием «Пушечного клуба»; они перепечатали письмо Кембриджской обсерватории, подробно его разъяснили и всецело одобрили.

Одним словом, скоро даже для самого невежественного янки стало невозможным не знать чего-либо касавшегося спутника Земли, и даже самые ограниченные старые миссис должны были отказаться от суеверий на ее счет.
→Bref, il ne fut plus permis, même au moins lettré des Yankees, d’ignorer un seul des faits relatifs à son satellite, ni à la plus bornée des vieilles mistress d’admettre encore de superstitieuses erreurs à son endroit.

Научные сообщения сыпались на них со всех сторон; эти сведения проникали им в мозг через уши и глаза; невозможно было оставаться ослом… в астрономии.
→La science leur arrivait sous toutes les formes ; elle les pénétrait par les yeux et les oreilles ; impossible d’être un âne... en astronomie.

Until that time most people had been ignorant of the mode in which the distance which separates the moon from the earth is calculated.
→До того времени многие не понимали, как можно изме- рить расстояние от Земли до Луны. They took advantage of this fact to explain to them that this distance was obtained by measuring the parallax of the moon.
→Но тут газеты и журналы воспользовались случаем и разъяснили, что для этого достаточно измерить параллакс Луны.

The term parallax proving “caviare to the general,” they further explained that it meant the angle formed by the inclination of two straight lines drawn from either extremity of the earth’s radius to the moon.
→Тем, кому слово «параллакс» казалось слишком мудреным, растолковали, что этоугол между двумя прямыми линиями, проведенными от обоих концов радиуса Земли к центру Луны.

On doubts being expressed as to the correctness of this method, they immediately proved that not only was the mean distance 234,347 miles, but that astronomers could not possibly be in error in their estimate by more than seventy miles either way.
→Наконец, чтобы рассеять все сомнения, немедленно сообщили, что таким способом среднее расстояние от Земли до Луны определяется в 234 347 миль, причем ошибка не превышает 70 миль.

To those who were not familiar with the motions of the moon, they demonstrated that she possesses two distinct motions, the first being that of rotation upon her axis, the second being that of revolution round the earth, accomplishing both together in an equal period of time, that is to say, in twenty-seven and one-third days. 25 The motion of rotation is that which produces day and night on the surface of the moon; save that there is only one day and one night in the lunar month, each lasting three hundred and fifty-four and one-third hours. But, happily for her, the face turned toward the terrestrial globe is illuminated by it with an intensity equal to that of fourteen moons. As to the other face, always invisible to us, it has of necessity three hundred and fifty-four hours of absolute night, tempered only by that “pale glimmer which falls upon it from the stars.” Some well-intentioned, but rather obstinate persons, could not at first comprehend how, if the moon displays invariably the same face to the earth during her revolution, she can describe one turn round herself. To such they answered, “Go into your dining-room, and walk round the table in such a way as to always keep your face turned toward the center; by the time you will have achieved one complete round you will have completed one turn around yourself, since your eye will have traversed successively every point of the room. Well, then, the room is the heavens, the table is the earth, and the moon is yourself.” And they would go away delighted. So, then the moon displays invariably the same face to the earth; nevertheless, to be quite exact, it is necessary to add that, in consequence of certain fluctuations of north and south, and of west and east, termed her libration, she permits rather more than half, that is to say, five-sevenths, to be seen. As soon as the ignoramuses came to understand as much as the director of the observatory himself knew, they began to worry themselves regarding her revolution round the earth, whereupon twenty scientific reviews immediately came to the rescue. They pointed out to them that the firmament, with its infinitude of stars, may be considered as one vast dial-plate, upon which the moon travels, indicating the true time to all the inhabitants of the earth; that it is during this movement that the Queen of Night exhibits her different phases; that the moon is full when she is in opposition with the sun, that is when the three bodies are on the same straight line, the earth occupying the center; that she is new when she is in conjunction with the sun, that is, when she is between it and the earth; and, 26 lastly that she is in her first or last quarter, when she makes with the sun and the earth an angle of which she herself occupies the apex. Regarding the altitude which the moon attains above the horizon, the letter of the Cambridge Observatory had said all that was to be said in this respect. Every one knew that this altitude varies according to the latitude of the observer. But the only zones of the globe in which the moon passes the zenith, that is, the point directly over the head of the spectator, are of necessity comprised between the twenty-eighth parallels and the equator. Hence the importance of the advice to try the experiment upon some point of that part of the globe, in order that the projectile might be discharged perpendicularly, and so the soonest escape the action of gravitation. This was an essential condition to the success of the enterprise, and continued actively to engage the public attention. Regarding the path described by the moon in her revolution round the earth, the Cambridge Observatory had demonstrated that this path is a re-entering curve, not a perfect circle, but an ellipse, of which the earth occupies one of the foci. It was also well understood that it is farthest removed from the earth during its apogee, and approaches most nearly to it at its perigee. Such was then the extent of knowledge possessed by every American on the subject, and of which no one could decently profess ignorance. Still, while these principles were being rapidly disseminated many errors and illusory fears proved less easy to eradicate. For instance, some worthy persons maintained that the moon was an ancient comet which, in describing its elongated orbit round the sun, happened to pass near the earth, and became confined within her circle of attraction. These drawing-room astronomers professed to explain the charred aspect of the moon — a disaster which they attributed to the intensity of the solar heat; only, on being reminded that comets have an atmosphere, and that the moon has little or none, they were fairly at a loss for a reply. Others again, belonging to the doubting class, expressed certain fears as to the position of the moon. They had heard it said that, according to 27 observations made in the time of the Caliphs, her revolution had become accelerated in a certain degree. Hence they concluded, logically enough, that an acceleration of motion ought to be accompanied by a corresponding diminution in the distance separating the two bodies; and that, supposing the double effect to be continued to infinity, the moon would end by one day falling into the earth. However, they became reassured as to the fate of future generations on being apprised that, according to the calculations of Laplace, this acceleration of motion is confined within very restricted limits, and that a proportional diminution of speed will be certain to succeed it. So, then, the stability of the solar system would not be deranged in ages to come. There remains but the third class, the superstitious. These worthies were not content merely to rest in ignorance; they must know all about things which had no existence whatever, and as to the moon, they had long known all about her. One set regarded her disc as a polished mirror, by means of which people could see each other from different points of the earth and interchange their thoughts. Another set pretended that out of one thousand new moons that had been observed, nine hundred and fifty had been attended with remarkable disturbances, such as cataclysms, revolutions, earthquakes, the deluge, etc. Then they believed in some mysterious influence exercised by her over human destinies — that every Selenite was attached to some inhabitant of the earth by a tie of sympathy; they maintained that the entire vital system is subject to her control, etc. But in time the majority renounced these vulgar errors, and espoused the true side of the question. As for the Yankees, they had no other ambition than to take possession of this new continent of the sky, and to plant upon the summit of its highest elevation the star- spangled banner of the United States of America. 28 CHAPTER 7. THE HYMN OF THE CANNON-BALL The Observatory of Cambridge in its memorable letter had treated the question from a purely astronomical point of view. The mechanical part still remained. President Barbicane had, without loss of time, nominated a working committee of the Gun Club. The duty of this committee was to resolve the three grand questions of the cannon, the projectile, and the powder. It was composed of four members of great technical knowledge, Barbicane (with a casting vote in case of equality), General Morgan, Major Elphinstone, and J. T. Maston, to whom were confided the functions of secretary. On the 8th of October the committee met at the house of President Barbicane, 3 Republican Street. The meeting was opened by the president himself. “Gentlemen,” said he, “we have to resolve one of the most important problems in the whole of the noble science of gunnery. It might appear, perhaps, the most logical course to devote our first meeting to the discussion of the engine to be employed. Nevertheless, after mature consideration, it has appeared to me that the question of the projectile must take precedence of that of the cannon, and that the dimensions of the latter must necessarily depend on those of the former.” “Suffer me to say a word,” here broke in J. T. Maston. Permission having been granted, “Gentlemen,” said he with an inspired accent, “our president is right in placing the question of the projectile above all others. The ball we are about to discharge at the moon is our ambassador to her, and I wish to consider it from a moral point of view. The cannon-ball, gentlemen, to my mind, is the most magnificent manifestation of human power. If Providence has created the stars and the planets, man has called the cannon-ball into existence. Let Providence claim the swiftness of electricity and of light, of the stars, the comets, and the planets, of wind and sound — we claim to have invented the swiftness of the cannon-ball, a hundred times superior to that of the swiftest horses or railway train. How glorious will be the moment when, infinitely exceeding all hitherto attained velocities, we shall launch 29 our new projectile with the rapidity of seven miles a second! Shall it not, gentlemen — shall it not be received up there with the honors due to a terrestrial ambassador?” Overcome with emotion the orator sat down and applied himself to a huge plate of sandwiches before him. “And now,” said Barbicane, “let us quit the domain of poetry and come direct to the question.” “By all means,” replied the members, each with his mouth full of sandwich. “The problem before us,” continued the president, “is how to communicate to a projectile a velocity of 12,000 yards per second. Let us at present examine the velocities hitherto attained. General Morgan will be able to enlighten us on this point.” “And the more easily,” replied the general, “that during the war I was a member of the committee of experiments. I may say, then, that the 100-pounder Dahlgrens, which carried a distance of 5,000 yards, impressed upon their projectile an initial velocity of 500 yards a second. The Rodman Columbiad threw a shot weighing half a ton a distance of six miles, with a velocity of 800 yards per second — a result which Armstrong and Palisser have never obtained in England.” “This,” replied Barbicane, “is, I believe, the maximum velocity ever attained?” “It is so,” replied the general. “Ah!” groaned J. T. Maston, “if my mortar had not burst ——” “Yes,” quietly replied Barbicane, “but it did burst. We must take, then, for our starting point, this velocity of 800 yards. We must increase it twenty-fold. Now, reserving for another discussion the means of producing this velocity, I will call your attention to the dimensions which it will be proper to assign to the shot. You understand that we have nothing to do here with projectiles weighing at most but half a ton.” “Why not?” demanded the major. 30 “Because the shot,” quickly replied J. T. Maston, “must be big enough to attract the attention of the inhabitants of the moon, if there are any?” “Yes,” replied Barbicane, “and for another reason more important still.”